Неплохо он уже себя чувствует. Живот не беспокоит, голова не кружится, не болит, но признаваться он в этом не хочет. Палата здесь хоть и паршивая, зато одноместная, и кормежка больничная, что уж куда лучше, чем тюремная баланда.
– Крепко влип ты, майор, – хмуро, сквозь сощуренные веки смотрел на него курчавый парень с мощными скулами и прямоугольной, выпирающей вперед нижней челюстью.
Он слегка шепелявил, а на звук «эр» чрезмерно напирал, придавая ему неприятную твердость.
Глеб уже знал, кто к нему пожаловал. Капитан Зубарев, он же Костя, на которого, судя по всему, запала Вероника. Высокий парень, широкоплечий, с намечающимся брюшком, лицо немного подкачало, нос крючковатый, губы полные, но ведь он же не женщина, ему красота не особо нужна.
– Влип? Почему влип? – тускло глянул на Костю Глеб.
При задержании он оказал сопротивление представителям власти. Еще два ствола у него изъяли – «беретту» и «стечкина». А это само по себе двести двадцать вторая статья Уголовного кодекса – до трех лет лишения свободы, а если на пистолетах еще и трупы числятся, тогда дело совсем дрянь.
– А ты не знаешь? – усмехнулся Зубарев.
– Я же никого не убил.
– Да, но пытался убить Свиридова.
– Кто такое сказал? – грустно спросил Глеб.
Он знал, что Ольга отказалась подписываться под своими против него показаниями. Сказала, как было дело, но протокол допроса подписывать отказалась.
– Ольга Соломенцева сказала.
– Она пошутила.
– Да нет, не шутила она.
– Официальные показания есть?
– Нет, но будут.
– Вот когда будут, тогда и поговорим.
Плохо поступила Ольга, очень плохо, вышла она из доверия. Но Глеб надеялся, что не сдаст она его.
– Поговорим. Обязательно поговорим. И сейчас разговаривать будем.
– Хреново мне капитан, не могу разговаривать…