— Да уж. Ты, как всегда, прав, Петрович! Швейцарские банки не вызывают больше ни у кого доверия. Куда как безопасней вкладывать сбережения в наши предприятия. — Олег положил пульт на стол рядом с бумагами и сел в кресло. — Благо, все мои деньги легко умещаются в бумажнике. А то тоже ломал бы голову, куда их пристроить.
— На фоне разговоров о реприватизации это сейчас довольно серьезная головная боль.
— А что, уже есть такие разговоры?
— Совсем ты погряз в бандитских буднях. Оторвался от реального положения дел в стране.
— Не надо путать страну и несколько семейных кланов, Петрович! Они там что, затевают новый передел собственности?
— Одни затевают, другие не дают.
— Не дают, или пытаются не дать? — Тихон подвинул к полковнику документы.
— Это пока никому не известно. Все может повернуться и так, и иначе. Шансы пока вроде бы у них равные. Поживем, увидим. — Смирнов взял документы и начал их просматривать.
— Как это может на нас отразиться?
— Как угодно, — не отрываясь от бумаг, ответил полковник.
— То есть? Могут закрыть наш отдел? Так же, как сейчас пытаются ликвидировать «наркоманский»?
— А ты откуда знаешь? Скандал ведь произошел только сегодня утром? — Смирнов отложил бумаги и удивленно уставился на подчиненного.
— Это правда, что нашим операм инкриминируют восьмисоттысячную взятку за то, что вернули изъятые двадцать килограммов наркоты? — вопросом на вопрос ответил Олег и пристально посмотрел в глаза полковнику.
— Откуда ты…
— Значит, так оно и есть. Петрович, если меня не особенно интересует передел сфер влияния возле государственного корыта, то это совсем не значит, что мне безразличны судьбы моих коллег и друзей…
— Тихон, тема там мутная, и я подозреваю, что дело совсем не в этих деньгах.
— Которых не было, и быть не могло. Восемьсот штук баксов! За двадцать килограммов… Чушь! Ты не хуже меня знаешь, что ни в нашем отделе, ни в «наркоманском» гниды не задерживаются. Профиль не тот. Теплых мест у нас в управе много, но находятся они совсем не здесь…
— Ты мне дашь сказать? — разозлился полковник.
— А что говорить, Петрович? Знаю я, что ты скажешь! Опять грязные политические игры! Сам все понимаю.
— Ну, а зачем тогда глупые вопросы задаешь?