Желваки заиграли на скулах офицера спецназа.
«Ничего, — подумал он, — недолго осталось мучиться. Только бы глупость какую не сотворили, а то затеют бунт и погубят себя. Предупредить бы их, что свобода близка, но… нельзя!»
После завтрака рабы заняли свои рабочие места, и началась монотонная, однообразная работа.
Невольники трудились автоматически, особенно женщины, имевшие усталый вид. Это было объяснимо. Им здесь достается больше всех. И на наркоте днем паши, и самцов, в которых превратили наркоторговцы мужчин, удовлетворяй! А женщины с виду еще ничего, взять хотя бы блондинку. Красивая, стройная, лет под тридцать, не более. Интересно, как ее угораздило попасть в сети бандитов? Надо будет спросить после освобождения, если… сумеет дожить до этого момента, пережив кошмар своего унижения. Ее подруга тоже явно страдала, в глазах брюнетки не было жизни, одна пустота. Леонидову так и хотелось подойти к ним и сказать: держитесь, бабоньки, скоро все закончится и начнется новая, свободная жизнь. Но… но… но!
Старший лейтенант отвел взгляд от женщин, начав рассматривать рабов-мужиков. Выделил среди них двоих. Хоть и сидели они к нему спинами, но Леонидов определил в одном узбека, в другом русского. Эти трудились с особым усердием и все время, когда рядом проходил Керим, поторапливали других. После вчерашних слов Султана они проявляли особое рвение. Отметил офицер спецназа и похотливый взгляд узбека на блондинку.
А как только Керим вышел, узбек, видимо, упустивший из виду то, что за рабами теперь следит еще и надсмотрщик, перегнулся через стол, прошипел, но так, что каждое его слово было услышано Леонидовым:
— Эй, сучка белобрысый! Ты сильно на пахоте не напрягайся, ночь тебе предстоит ой какой длинный! Я буду тебя иметь туда, куда еще никто не имел! Нагнись под стол, да? Увидишь ялду, который будет твоя жопу рвать, понял, шлюха неверная? Мозоль на языке набьешь, тварь! Ух, чито я с тобой сегодня делать буду, карасавец… ты даже передставить не можешь!
Со рта раба-узбека стекла длинная, клейкая струя слюны.
Блондинка с ужасом смотрела на это обезьяноподобное существо.
Соседу вторил русский:
— А я, Юсуп, сегодня чернявой матку наизнанку выверну, блядь буду! А может, групповуху устроим? Да отдерем этих телок так, что завтра они только стоя и смогут за столом корячиться, а, Юсуп?
Из угла подал голос щуплый мужичок:
— Но позвольте, сегодня не ваша очередь, и… нельзя же так с женщинами… они такие же, как и все мы.
Узбек перевел взгляд в ту сторону, откуда донеслось слабое возражение.
— Твоя чего там, билат, пасть открываит? Хочишь, чтобы и тебя раком поставили? Бабы наши, мой и его, кунака Ваньки, понял ви все? Только ми будем трахат их! И пробуй кито Керим слово сказат, удавлю на очке сортир!
Старший лейтенант подумал: а ведь эти уроды — оказывается, что и среди рабов имеются ублюдки — могут беспрепятственно насиловать беззащитных женщин. Могли бы, если бы не…
Леонидов встал, покачал в руках дубинкой, подошел со спины к рабу-узбеку. Тот оглянулся и изменился в лице. Точно! Разговорившись, он совсем забыл о надсмотрщике.
А офицер, расставив ноги, спросил:
— Может, козел, ты и меня раком поставишь? Или удавишь в сортире?
Узбек пробормотал: