Белый ферзь

22
18
20
22
24
26
28
30

Колчин был невесом, невидим-неслышим, изготовившись в коридоре перед дверью в собственный номер. Сделал полушаг в сторону (если приоткроют щель, дверь сгодится в качестве прихлопывающей плоскости на манер крысоловки), утвердил стопу покрепче, выставив закаменевшее бедро (если вздумают сразу, без разведки, распахнуться в надежде оглушить того, кто за ней, то бедро примет удар и «сыграет» обратно).

Дверь здесь открывалась в коридор, не в номер.

Н-ну?! Открывай, как тебя там?!

«Как тебя там» не открыл, но проклюнулся:

— Юрий Дмич! Угробишь ведь, ну! — раздалось из-за двери, из номера.

— Угроблю! — посулил Колчин. Впрочем, облегченно.

Зубарев открыл и тут же вскинул руки в дурашливом «сдаюсь-сдаюсь».

Да уж, с Колчиным американские штучки не пройдут, любимые американские штучки — скопление друзей-приятелей-родственников в комнате с потушенными огнями и хоровое-истошное «Surprise! Surprise!» в миг включения света ничего не подозревающим хозяином. Колчин наперед учует и ответит сюрпризом на сюрприз.

Благо Андрюша Зубарев — ученик ЮК, да и кое-какого опыта набрался в реальных боевых ситуациях. Вот и не рискнул, в последний момент опомнился, окликнул, упреждая: «Угробишь ведь, ну!»

Угробил бы. Даже после того, как выяснилось — это Зубарев, это Андрей, это тот, о ком Колчин вспоминал не далее сегодняшнего утра и подгонял время: скорей бы сутки до назначенного срока миновали. Это Зубарев, пришедший за сутки до им же назначенного срока, пришедший не с пустыми руками — с коньячком натуральным, без нефтепродуктной вони… но и в другом смысле не с пустыми руками. С информацией почти исчерпывающей.

Однако Юрий Дмитриевич Колчин — человек дистантный, а ученик позволил себе нечто нарушившее субординацию. Ну вот вроде бы замечательные отношения между учителем и учениками, и вдруг ученик, заигравшись, хлопает учителя по плечу: «А ты у нас голова-а!» Угробить за такое — не угробить, но ДАТЬ ПОНЯТЬ следовало бы. Хотя бы элементарным недоуменным изломом брови: что?..

Но Зубарев на то и спец, чтобы зафиксировать фамильярную ладонь в миллиметре от плеча учителя, вопреки всем законам физики, погасить инерцию размаха и преобразовать жест в уважительное «пардон! пылинка! я смахнул!».

«Угробишь ведь, ну!» — смахнул пылинку с учителя Андрей Зубарев, подав голос из-за двери: я знаю, учитель, что от вас ничего не укроется, и я, собственно, и не пытался это проверить, вот… сдаюсь-сдаюсь…

— Давно ждешь? — буднично спросил Колчин, словно проникновение постороннего в номер для ЮК — обычное дело, предсказуемое, даже ожидаемое, но только сам ЮК припозднился.

— Часа полтора, — ответил Зубарев, словно они заранее договорились о встрече, ну да ничё, мы, питерские, завсегда готовы к тому, что вы, столичные, заставляете себя ждать, так что и не извиняйтесь. А на безмолвный саркастический вопрос учителя, мол, и все полтора часа — в положении «товьсь!» за дверью? объяснился: — «Девятку» твою, Юрий Дмич, из окна приметил, когда ты парковался. И тебя тоже.

Андрей Зубарев на сей раз был в амплуа первого ученика, предвосхищающего мысль учителя и следующего этой мысли.

Учитель и ученик — ежели повторить древнекитайскую витиеватость — двое на циновках, настолько близкие друг к другу, что между ними можно положить посох длиной в один джан.

Да, ученик никогда не сможет победить учителя. Но не только потому, что (говорилось уже Колчиным) у сэнсея возникает биополярное чутье ученика — он читает его движения задолго до того, как удар наносится. А еще и потому, что ученик, блюдя Сяо (сыновняя почтительность, знаете ли, сыновняя почтительность!), не смеет демонстрировать превосходство. И объяснит это превосходство, если оно выражено столь явно, лишь руководящей и направляющей силой учителя — ученик же всего-навсего предвосхитил.

Поручил Колчин Зубареву кое-что выяснить?

Зубарев выяснил. И даже на сутки раньше. И поспешил сообщить учителю на сутки раньше. Иначе бы сообщил только через неделю, а сэнсею время дорого. А Зубарева уже завтра в Питере не будет, он сегодня в ночь отбывает — командировка от фирмы. Куда-куда! В Каир. Надо полагать, для опровержения закона Михайло Ломоносова на международном уровне. Не суть.