Белый ферзь

22
18
20
22
24
26
28
30

Он припарковал «девятку» в ряду машин за павильончиком стиля «классик» — между Гостиным и Думой. Густовато, правда, здесь от жуликоватых морд в «косухах», но это ломщики-валютчики, не угонщики. «Карманом» ильясовская «девятка» не оснащена, однако и свиристельной-воющей-визжащей сигнализации достаточно — место людное и контролируемое законопослушными силовиками (что оравой крепких парней с нагрудными рациями в галереях Гостинки, что крепкими парнями из банка «Кредит-Петербург» напротив). Само собой, все они расставлены отнюдь не для сохранности чьего-либо личного транспорта, но… психологическая уравновешенность…

Колчин прошелся пешком. Размять ноги надобно. Невский как Невский. Летом, наверное, смотрится поярче, а сейчас, в декабре, при минус трех — дроглый какой-то, сырой, бледноватый. Попрошайки…

Ну, этого добра и в Москве… Правда, московские нищие безыскусней: «Подайте Христа ради…» А Питер, он и есть колыбель не только революций, но и культуры.

Где еще встретится неимущий в позе нахохлившегося достоинства — эдакий состарившийся памятниковый Пушкин, но не с питерской площади Искусств (хотя вот она видна), а с московского Страстного бульвара. И глядит он, неимущий, мимо брошенной шляпы, будто и не его она. А у шляпы плакатик, прислоненный к стене: «Пенсии нет. Зубов нет. Поэт…»

Так, а этот неимущий в ушанке — он что? «Нуждаюсь в помощи после похорон».

В иное время, в ином месте, при иных обстоятельствах Колчин и порезвился бы мысленно: помощь после чьих похорон? собственных? а куда помощь доставлять и кому?

Но… время таково и место таково, а уж обстоятельства визита ЮК в это время и в это место таковы, что резвиться ассоциации не позволяют. Помощь после похорон.

Инны нет. А он — в Питере. И «Публичка» — в двух шагах. В трех. Время, место, обстоятельства.

Сначала он обсмотрел «Публичку» в первом приближении — прошелся вдоль фасада, со стороны Катькиного садика, с Невского, с Садовой.

С Садовой. Любопытно. А не позавтракать ли состоятельному Юрию Дмитриевичу в «Метрополе»? Или нет! Лучше тогда поужинать. С чувством, с толком, с расстановкой.

Чувства у ЮК возникли противоречивые.

Толк будет, когда он проинспектирует библиотеку не только снаружи, но изнутри тоже.

А расстановку он определит для себя ближе к ужину. В «Метрополе». В том самом, что примыкает к «Публичке» и разделен лишь железными воротами на запоре. И милицейский пунктик охраны у ворот имеется. А двор — общий. У «Метрополя» с «Публичкой».

Л-любопытно. Надо посмотреть. Нельзя ли пройти во дворик? Нельзя? Через ворота нельзя? А… через двери библиотеки — не парадные и не «дирекционные», но через черный ход во двор?

И вот еще что: в тот же дворик нельзя ли попасть из «Метрополя»? Он-то не взят под усиленную охрану по причине, мол, народное достояние. Да, ресторация престижная, с давней историей, но не народное достояние, нет…

Записаться же в Российскую национальную библиотеку оказалось еще проще, чем снять номер в «Чайке». Паспорт, диплом, временный адрес для приезжающих, тема работы в библиотеке… Это пожалуйста…

С вас двести рублей — получите читательский билет.

Далее — броди по залам-коридорам-фондам хоть до закрытия, никто и ухом не ведет.

Колчин сначала засел в газетно-журнальном зале — том самом, где был и работал самый человечный человек. Ну, верно, недосуг вождю было книжки читать, ему бы чего попроще — газетки там, журнальчики… Так оно и было — ведь единственный зал, осененный тенью мавзолейного экспоната. И тут он — не только бестелесной тенью, а вполне увесистым бюстом присутствует. Не сглазил бы…

Колчин взял декабрьские подшивки местных питерских газет.