Троянский конь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Счастливец, — восторженно произнес копиист, пожирая голландцев взглядом.

— Да как сказать, — криво усмехнулся Григорьев. — Смотря с кем сравнивать…

— О, господи, какой же я болван! — вдруг смущенно воскликнул художник. — Какой рассеянный, непроходимый тупица! Даже не предложил вам стул. Вы, должно быть, устали? Хотите присесть?

— Спасибо. Я бы с большим удовольствием выпил чашечку кофе. Если вас это не затруднит.

— Что вы! Ничуть. Одну минуту.

Художник последний раз окинул взглядом полотна и удалился в сторону «кухни».

Квартира его представляла собой довольно внушительную двухэтажную студию. У дальней стены разместилась «жилая зона», вмещающая в себя сразу все, кроме разве что туалета и ванной. Впрочем, ванной тут не было вовсе. Зато был душ. Самодельный. Похожий на те, что можно встретить в дрянных провинциальных «ночлежках», — с железным ржавеющим «соском». Но художника подобный образ жизни вполне устраивал.

Раньше, правда, была вполне приличная «трешка» на «Аэропорте», но после бурного и скоротечного развода все движимое и недвижимое имущество — кроме этой вот студии да кое-какой скрипучей мебели — отошло хваткой, как крокодил, жене художника. Впрочем, тот особо и не возражал. Выглядел вполне довольным.

Сейчас Алексей Алексеевич мог, не поворачивая головы, видеть, как художник возится с подносом, чашками и электрическим чайником. Наконец хозяин вернулся с кофе. Григорьев взял чашку, поблагодарил, отпил глоток.

Кофе был хоть и гранулированный, но неплохой. По меркам «среднего класса», разумеется. Главное, очень горячий.

— Если не возражаете, — отставляя чашку и доставая из кармана сигареты, произнес Алексей Алексеевич, — я хотел бы взглянуть на ваши работы.

— Да, разумеется. — Теперь художник выглядел слегка смущенным. — Прошу, — указал он в дальний от двери угол студии. Там на внушительных подрамниках стояли накрытые простынями картины. — Работа, как вы понимаете, еще не закончена… Нужно состарить полотна, прописать края, ну и еще масса мелких штрихов, которые я не мог воссоздать без оригиналов.

— Да не волнуйтесь вы так, ради бога, — ободряюще улыбнулся Алексей Алексеевич. — Я уверен, ваша работа заслуживает самых высших похвал.

— Надеюсь, вы не будете разочарованы…

Художник прошел по кругу, сдергивая с подрамников простыни. Затем щелкнул выключателем. Висящая в углу лампа, больше напоминающая маленький прожектор, вспыхнула, заливая работы ярким светом.

Григорьев водрузил на нос изящные очки, подошел ближе, наклонился, чтобы рассмотреть копии получше. Молча прошел вдоль подрамников, придирчиво изучая работу художника. Он не мог позволить себе лесть. В его деле нельзя было обойтись халтурой. Никакого маргарина, чистейшее сливочное масло.

Наконец он выпрямился, снял очки и убрал их в футляр. Футляр спрятал в карман пиджака, повернулся к выжидательно замершему художнику, сказал:

— Грандиозно. Это не комплимент. Когда вы закончите работу, ваши копии будут достойны того, чтобы поставить их вровень с оригиналами. Но у меня к вам еще одна просьба.

— Все что в моих силах…

Художник приосанился. Как и большинство творческих людей, этот человек ценил похвалу.