Козельцев повесил трубку. Он шел домой. Конечно, можно было позвонить организаторам круиза, возможно, кто-то в последний момент откажется от тура, мало ли как могут сложиться обстоятельства, но Владимир Андреевич в этом сомневался. Гриша ни за что не упустил бы возможность оказать ему услугу, в расчете, конечно, на услугу ответную.
Ну что же, круиз сорвался. Правда, есть еще масса мест, куда можно уехать на время. Его поспешное исчезновение вызовет кривотолки, но…
Владимир Андреевич жалел не о жизни, пошедшей наперекосяк. Рано или поздно все наладится. Пусть не так, как раньше, но наладится. И деньги еще будут. Он жалел о голландцах. Любой коллекционер его понял бы.
Козельцев добрел до дома, заглянул на стоянку, убедился, что «Мерседес» на месте, поднялся в квартиру. Не снимая туфель, прошел в комнату и рухнул на кровать. Уставился в потолок. Лежал, разглядывал лепнину по углам комнаты и болтал ногами.
В голове неспешно плавали мысли о деньгах, о Смольном, о вчерашнем дне и о дне завтрашнем: Он подумал о том, как дешево попался. Смольный взял на совершенно левый понт, а он поверил. Пошел, как ослик за морковкой, подвешенной к удочке.
Теперь Паша. Что делать с Пашей? Заявлений нет, это значит, что завтра к вечеру бывший товарищ начнет устраивать ему счастливую жизнь.
А надо вцепиться ему в горло зубами. Как Смольный, пронеслось в голове. Мысль была приятной. Клыками, да за яремную вену.
Примерно через час он достал телефон, набрал номер.
— Паша? Паша, это Владимир Андреевич. В общем, так, Паша. Заявлений не будет. Секретарш я отпустил. А как хочешь, так и выкручивайся. Это твои проблемы. Ты, сучий потрох, за что пол-«лимона» получил? Думал, за красивые глаза? Могу дать бесплатный совет, — говорил Владимир Андреевич легко и свободно. Он отчетливо осознавал, что терять ему, в сущности, нечего, и это осознание вдруг наполнило его силой. — Изыми из дела заключение экспертов, подмени пистолет, дай подержаться за него какому-нибудь урке, который от туберкулеза загибается, пообещай перевести на щадящий режим, положить на больничку. А в следующий раз, прежде чем языком болтать, думай, с кем разговариваешь. И учти, если ты на меня попробуешь свой хвост куцый поднять, я такого о ваших делах на следствии порасскажу — тебя уроют в тот же день. Прямо в камере. Если, конечно, тебе посчастливится до камеры дотянуть. Ты понял меня, г…о прокуратурское?
На протяжении монолога Козельцева Паша старательно давился воздухом. Он возмущенно сопел, порыкивал, как попавший в капкан зверь. Под конец пробормотал только: «Ну, ладно, Владимир Андреевич…» Прозвучало это очень многообещающе.
Владимир Андреевич бросил трубку на диван. Урок, преподанный ему Смольным, усвоился успешно, в полном объеме и даже дал свои плоды. Может быть, Паша поостережется к нему лезть? Ведь стоит Владимиру Андреевичу открыть рот, такая волна дерьма поднимется — до самых небес. Всем не поздоровится, не только ему. Пусть думает. Мысли размывают решимость.
Другое дело, что подобная линия поведения годилась для Паши и совершенно не подходила для Мало-старшего или Специалиста. Но с этими двумя он рассчитается. Честь по чести. Пять миллионов триста тысяч долларов — и он может забыть эту историю как страшный сон. Но деньги — не проблема. С деньгами он решит.
Владимир Андреевич закурил, забросил ногу на ногу, улыбнулся почти счастливо. Теперь, когда проблема с Пашей ушла на второй план, вернулась мысль о голландцах. Перекупить путевку? Знать бы, кто едет в круиз. Если специалисты, то они, конечно, не согласятся. Ни за какие деньги. Это сегодня голландцы стоят пять. А через пять-десять лет их цена может подняться вдвое, а то и втрое. Хорошие полотна — редкость. И чем дальше, тем реже попадаются действительно ценные работы.
В этот момент зазвонил телефон на столе. Владимир Андреевич сполз с дивана, прошел к столу, снял трубку, снова лег.
— Слушаю.
— Владимир Андреевич? — Это снова был Гриша Ефимов.
— Да.
— Хорошая новость. Есть один тур. Только с хозяином надо персонально договариваться.
— А кто хозяин? — Владимир Андреевич сел.
— Да тот самый приятель.