Троянский конь

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вот хамить не надо, — вдруг посуровел Антон. — А то я тоже хамить начну, и, уверяю, тебе это очень не понравится. Так вот… Ключик этот принес сегодня один гражданин совершенно «синюшного» вида и отдал консьержке. Консьержка сразу позвонила нам, поскольку разрешение прокуратуры на изъятие твоей личной корреспонденции у нас имеется, — продолжал Антон. Он взгромоздился на стол, закурил, выпустил дым к потолку. — Мы, памятуя о связке, найденной вчера у тебя на квартире во время обыска, ключик этот взяли и поехали в банк. Там при двух понятых из числа работников банка сейф этот вскрыли. И, как ты думаешь, что мы в нем обнаружили?

— Я так думаю, что… — начал было безразлично Козельцев, но осекся. Это был тот самый ключ, который он отдал Пане. А Паня этот, сволочь, сделал так, что его толком-то никто в банке и не разглядел, а теперь пришел, положил ему в ящичек… Что? — Пистолет? Наркотики?

— Бросьте ваньку-то валять, гражданин Козельцев, — спокойно сказал Володя Паничев. — Зачем бы вам, собирателю картин, кто-то стал передавать пистолет или наркотики? Да еще таким экстравагантным способом.

И тут Козельцев сообразил, что могло быть в сейфе собирателя картин. И почему вчера его спрашивали о похищенной «Данае». Конечно. Топить лоха, так уж по полной. Они не хапали. Они мстили. И, когда краденая картина стала им не нужна, вернули. Потому что месть, их месть, стояла выше воровства.

Заодно и ему, Владимиру Андреевичу, лишнюю статью накинули. Козельцев вдруг понял, что ему никогда не выйти из тюрьмы. Нет, его не станут «заказывать» или намеренно «опускать». Просто сделают так, что он останется за колючкой навсегда. Владимир Андреевич не знал, откуда взялась эта уверенность. Просто понял, что так и будет. Это и есть месть. Он пытался отнять чужую жизнь. Взамен отняли его. Все по справедливости. Око за око.

— «Даная», — сказал Владимир Андреевич равнодушно. — В сейфе была «Даная».

— Ну вот, — расплылся удовлетворенно Антон. — Начали колоться помаленьку. Ну так как, чистосердечное сейчас писать будем или еще поломаемся для вида?

* * *

Вячеслав Аркадьевич выбрался в больницу только к ночи. Улаживал проблемы. Сначала отыскал режиссера и директора картины, которую снимал Дима.

— Представьте мне бухгалтерию, — сказал Северьяну Януарьевичу Мало-старший. — Я дам денег, чтобы вы не останавливали съемку. Когда мой сын выпишется из больницы, дело должно делаться. Иначе он расстроится. Это понятно?

Последний вопрос поверг директора в легкий ступор. Когда тебе не дают снимать кино, это логично, но когда говорят, что ты должен снимать во что бы то ни стало… Это уже из области фантастики. Особенно в этой стране.

После встречи с кинодеятелями Вячеслав Аркадьевич заехал в больницу к Алексею Алексеевичу. Тот полулежал на кровати и наворачивал больничный обед.

— Я заплатил твоей жене, как мы и договаривались, — сказал Вячеслав Аркадьевич.

— Спасибо, — сказал Алексей Алексеевич и едва заметно кивнул. Движения давались ему пока еще с трудом.

— Я привез для тебя презент.

Мало-старший открыл кейс, достал из него три старых полотна и положил на одеяло.

Алексей Алексеевич улыбнулся:

— Кроха, будь другом, в следующий раз привези мне…

— Все, что скажешь, — серьезно пообещал тот.

— Пачку приличных сигарет и фляжку коньяку. Только хорошего.

Вячеслав Аркадьевич усмехнулся.