Рейд в ад

22
18
20
22
24
26
28
30

Противник действовал грамотно, выдвигаясь по одному, расползаясь по всей ширине склона, охватывая дугой предполагаемое место нашего нахождения. Выдвинув автоматчиков вперед, они разместили за их спинами снайперов и пошли в атаку. Американцы в конце концов нас бы убили, но только если бы мы на этом месте рассчитывали обороняться и обороняться. Но мы собирались действовать по-другому — один магазин, не отпуская пальца, одна граната, пули снайперов бьют воздух там, где только что были наши головы, ошеломленные «рейнджеры» тащат своих раненых и одного убитого, а мы, отступая, поднимаемся все выше и выше. Погоня замешкалась.

Пока мы находились вне досягаемости вражеских пуль, бывший раб рассказывал мне свою историю. А судьба его оказалась примечательной. Я слушал его исповедь, и мне становилось стыдно. Подъем давался тяжело, но Саиду, так звали бывшего пленника, требовалось выговориться.

— Я учился у вас, в Советском Союзе… — дыхания не хватало, он часто прерывался, но, втянув в себя воздух, продолжал повествовать дальше, — в военном училище. Офицер — вертолетчик «МИ-24» Демократической Республики Афганистан… потом страна стала просто республика, но что изменилось, не знаю. Я служил, как все, летал, хоронил друзей, убивал врагов, иногда хотелось бросить все и уехать куда-нибудь далеко-далеко. Тяжело было, но я всегда верил, что большой друг Советский Союз никогда не оставит нас в беде, придет на помощь. Но я, как и многие, ошибался. Нас предали, — Саид не сказал «вы», но сиди мы за столом, у меня бы наверняка покраснели уши. А он продолжал рассказывать: — Войска СССР вышли из Афганистана, а мы остались один на один с капиталистами всего мира… — бывший вертолетчик ВВС ДРА остановился, его глаза раскраснелись, старая душевная боль душила больше, чем только что полученное пулевое ранение. — Но настоящее предательство совершилось позже, когда нам было отказано в малейшей помощи… — Саид закрыл глаза, не в силах сдержать слезы. — У нас не осталось друзей, а нашим врагам продолжали поставлять оружие со всего мира. Оружие и деньги. Деньги, а не доблесть и смелость победили Наджибулу. Его снова предали, генерал Дустум и другие. Мы проиграли, но нас не расстреляли, нам предложили служить новым хозяевам, так мы оказались в армии предателя Дустума и сами стали предателями. Но и его предали. Нас захватили талибы, хотели расстрелять, но брату арестовавшего нас полевого командира требовались рабы, так мы с Ахмедом и оказались в яме.

— Сколько же вы там пробыли? — ужаснулся я, пытаясь вспоминать год захвата талибами Мазари-Шарифа.

— Много больше десяти лет, — не слова, а стон вырвался из груди летчика. — Время в рабстве ничего не значит, мы престали считать дни, когда отчаялись освободиться. Мечты о свободе давно казались нам несбыточными.

Я промолчал. А что я мог ответить на эту исповедь?

Нас нагнали, когда до вершины оставалось совсем немного. Хорошо, что мы заметили их чуть раньше, чем они открыли огонь.

— Ложись! — упав, я перекатился за камень, над головой, рикошетя от твердой поверхности скалы, пронеслась очередь. Я отполз чуть в сторону, приподнял голову, пытаясь высмотреть наступающих, и пуля тут же ударила совсем рядом.

— Снайпер, — предупредил я Саида, вновь сменил позицию и теперь стал медленно выползать между камней. Фокус удался, заметив перебегающего «рейнджера», я осторожно поднял автомат, прицелился, задержал дыхание и выстрелил. Схватившись за низ живота, америкос начал отползать вниз, а по позиции, где я только что был, ударили пули. Поздно! Я уже сместился в сторону. Длинной хлесткой очередью летчик смел двух наиболее активных американцев, но и сам едва не поплатился жизнью, вражеская пуля содрала ему кожу на голове, и теперь по седым волосам обильно стекала кровь.

— Держи бинт! — я швырнул ему последний из имевшихся у меня индивидуальных перевязочных пакетов и, не целясь, разрядил магазин в наступающего противника. А пули начали бить над нами столь часто, что показалось, пошел град… Я какое-то время лежал, не смея поднять голову, а вертолетчик продолжал отстреливаться. Его бело-алая повязка мелькала то здесь, то там. По всем законам войны его должны были десять раз убить, но если не считать уже имеющихся двух царапин, он оставался цел. Не знаю, попадал ли он, но подойти к нам ближе у противника не получалось. Наконец мне удалось, переползая, найти подходящее местечко и высунуться, не опасаясь сразу же получить пулю. На этот раз мне крупно повезло — я заметил укрывшегося среди камней снайпера. Казалось, он смотрел прямо на меня, но не видел. Возможно потому, что на меня падала тень от камня, а возможно, ловил в прицел другую цель. Я постарался удержать мушку, она прыгала. Трудно сохранить спокойствие, находясь в перекрестии вражеского прицела. Я постарался дышать ровнее, даже на секунду закрыл глаза, а когда открыл, все сошлось — целик, мушка, стекло оптического прицела. Не медля, потянул спусковой крючок, громко хлопнуло. Прежде чем отползти назад в укрытие, я не сдержался и посмотрел на результат своей работы — ствол винтовки клюнул вниз, и никакого шевеления. Тишина — труп. Но на флангах стреляющие по нас сволочи подошли совсем близко. Одну за другой я отправил туда две последние гранаты. Саид сделал то же самое. На несколько секунд продвижение застопорилось, затем гады вновь перешли в атаку. Излишне смелого или самого глупого пендоса, первым ворвавшегося к нам на позиции, я, лежа на спине, сшиб короткой очередью в шею. От подвалившей к нему подмоги пришлось уходить за соседнюю скалу, оказавшись там плечом к плечу с Саидом. Как выяснилось, я был не прав, считая, что ему не досталось при его почти открытых перебежках. Досталось, и еще как. Одна пуля угодила в руку, вторая пронзила плечо. Обе раны обильно кровоточили. Побледнев, он сидел на большом сером валуне и, кажется, не имел сил, чтобы подняться. А противник находился так близко, что следовало сменить позицию, и как можно быстрее. Как назло, мы уже уступили «рейнджерам» все, что могли, а до следующего нагромождения валунов было не менее тридцати метров открытого пространства да еще вверх по склону. Один бы я был здесь, я бы еще добежал, но с раненым…

— Уходи, шурави, уходи, я их задержу, — прошептал Саид, пытаясь одной рукой сменить разряженный магазин.

— Вдвоем, только вдвоем, — твердил я в ответ, не понимая, почему американцы вдруг прекратили свою атаку. Ответ нашелся двумя минутами позже, когда до моих ушей донесся рокот приближающихся моторов. Я поднял взгляд вверх… две пары «Апачей» заходили на цель. И самое неприятное, что этой целью были мы.

— Уходи! Уходи, шурави, надо уходить! — требовал лежавший за скалой афганец, но я отрицательно покачал головой.

«Ну, уж нет. Один раз мы вас уже предали. Мы ушли, бросив миллионы людей на произвол судьбы. Второй раз я себе этого не прощу…»

Устроившись удобнее, я упер приклад автомата в плечо, тщательно прицелился и замер, выбирая момент открытия огня. Глупо, но в борьбе умирать все равно легче.

Я нажал на спуск, и мне показалось, что я увидел каждую пулю, бьющую в черный нос пикирующей на меня машины. Магазин быстро кончился… Вертолет, снижаясь, подлетал все ближе. И то, что я все еще оставался жив, являлось лишь прихотью пилотов. Я наблюдал за приближающейся смертью, практически не скрываясь, так что сразу увидел, как вырвались и полетели три дымные струи, но не ко мне, а к хищно ощерившемуся на меня «Aн-64». Один из этих дымных струй-хвостов врезался в вертолет и растекся по нему черным взрывом. «Апач» вздрогнул, накренился, быстро теряя скорость, понесся к земле, рухнул на позиции «рейнджеров» и заскользил, покатился по склону, разбрасывая вращающимися лопастями камни и добывая войне все новые и новые жертвы. Второй вертолет, ведомый столь самонадеянно снизившимся ведущим, попытался, отвернув в сторону, набрать высоту, но поздно — за ним тоже потянулся шлейф дыма, более толстый и насыщенный цветом. Пилоты, поняв, что это означает, предприняли противоракетный маневр — задымление… но тщетно — «Игла-3» выбрала истинную цель, слегка изменила направление, и «Апач», вздрогнув, мгновенно провалился вниз. Экипаж еще мог бы спастись, будь под ними равнина, но тех двух сотен метров, что отделяли вертолет от земли, оказалось мало. Удар. Острая скала смяла кабину и раздавила обоих пилотов. Откуда-то из утробы металлического зверя вырвалось пламя. Черный дым потянулся к небу. Выстрелы в нашу сторону прекратились окончательно. Я приподнял голову и посмотрел вниз. Американцы, покидая с таким трудом отвоеванные позиции, спешно отступали. Видимо, они решили, что к нам пришла многочисленная подмога. Поле боя временно осталось за нами.

— Михалыч, — спускавшийся к нам Эд размахивал раструбом гранатомета. — Ты видел, Михалыч, ты видел? Ты видел, как мы его? Ты видел, как мы его сделали?

— Бинты есть? — я показал рукой на окровавленное плечо Саида. — Перевяжи.

Вслед за Эдуардом, таща на плече тяжелый «РПГ-7», перескакивая с валуна на валун, спускалась Алла. Из портпледа, болтавшегося за ее спиной, торчали запасные выстрелы.

— Ты жив… — Алла села на камень и отвернулась. В последний миг мне показалось, что по щекам у нее бегут слезы. Мне срочно потребовалось пройтись, стало трудно дышать. Я встал, подхватил автомат и начал спускаться.