Рейд в ад

22
18
20
22
24
26
28
30

— Николай, — подумав, добавил: — Михайлович.

— Приятно, — хором произнесли мы оба.

Квартира начиналась донельзя захламленным коридором — ящики, ящички, стопки газет, несколько старых советских журналов «Наука и жизнь», развешанная на вбитых в стену гвоздях одежда, с десяток домашних тапочек, судя по запыленному виду которых, пользовались ими в конце девятнадцатого века, статуэтка Будды, несколько трехлитровых банок, гора стеклянных бутылок и прочий хлам, жаждущий, чтобы его вынесли на помойку. В комнатах было не лучше. В первой, служившей, видимо, спальней, стояли две большие кровати, почти новый на вид диванчик, три кресла, стул, табуретка, маленький столик, заставленный бутылками из-под пива и заваленный рыбьей чешуей, шкаф с оторванной дверцей, в котором висело два или три довольно приличного вида костюма, запыленная книжная полка с подбором старых классиков и валяющийся по всей площади пола мусор — обрывки бумажек, пробки, все та же вездесущая рыбья чешуя, пачка от презерватива, помятый галстук, женский чулок, обертки от конфет и прочий мусор. Во второй комнате на широком старинном письменном столе стоял новенький навороченный компьютер, и по бегущим от него проводам я легко пришел к выводу о наличии в квартире Интернета. Справа от монитора, величина которого давала основания предположить, что он используется не только в рабочих целях, стоял новый шикарный цветной принтер. Еще один принтер, черно-белый, находился на специальной подставке вместе с планшетным сканером, огромные звуковые колонки висели на стенах. Перед столом стоял вращающийся стул, чуть в стороне — кресло и кресло-качалка. Здесь было хотя бы слегка чище, но особыми трудами по уборке помещения тоже никто не заморачивался, мусор расстилался по всему полу, а прямо посреди комнаты лежала пара рваных кроссовок.

— Кушать будете? — спросил Шафкат, видимо, не зная, куда деть свой половник.

— Будем, а что есть? — Аркадий стащил с себя куртку и бросил ее на кресло-качалку, оно скрипнуло, но качаться не пожелало.

— Мне бы помыться, — есть я хотел, но прежде требовалось хоть немного отмыться от попавшей на меня крови. По большей части она уже отвалилась, и теперь на коже виднелись лишь отдельные черные точки, но мыться от этого хотелось не меньше.

— Легко, — голос Аркадия донесся уже с кухни. — Шафик, вода горячая есть?

— Была, — неуверенно отозвался все еще стоявший около меня Шафкат.

— Покажи ванну, — Аркадий что-то ел и, судя по чмокающим звукам, оно было вкусным.

— Пойдем! — сонно позвал Шафкат. Видимо, теперь, когда он наконец-то нас дождался, его стала одолевать сонливость.

Маленькое чудо все же случилось — в ванной стоял самый настоящий пятидесятилитровый электрический бак, и термометр на нем показывал целых шестьдесят градусов.

— Полотенце, бритвенный станок, шампунь, извини, крема после бритья нет, только одеколон.

— Сойдет…

— И как покушаете, сразу фотки сделаем, а то поутру закрутимся, как бы впопыхах не забыть, хорошо? — предложил гостеприимный хозяин.

— Да, обязательно, — ну разве мог я ему отказать в такой маленькой просьбе?

— Вот и отлично, — и довольный Шафкат поспешил вернуться на кухню.

К моему удивлению, полотенце оказалось абсолютно чистым, бритвенный станок новым, а одежда, любезно предоставленная Шафиком, пришлась почти впору. Когда же, зайдя на кухню, я не увидел привычной картины разгромленной Помпеи, представленного в жилых комнатах, меня едва не хватил шок. И в самом деле, на восьми квадратных метрах отдельно взятой площади царила идеальная чистота, ну… почти идеальная… Надо ли говорить, что поданная еда оказалась удивительно вкусной?

— Теперь постарайся сделать лицо не таким серьезным, — командовал Шафкат, вертясь вокруг меня с фотоаппаратом. — Улыбнись, что ли, а то выглядишь… в гроб краше кладут.

— А на стену ничего белого повесить не следует, простыню, например? — фотообои за моей спиной выглядели, конечно, красиво — над голубым водопадом высился изумрудного цвета лес, но боюсь, моему понятию фона к фотографии на паспорт они соответствовали как-то не очень.

— Ты на эту ерунду не смотри, ты сейчас больше за свое лицо беспокойся, — вмешался наблюдавший за процессом съемки Аркашка.