Ну и видок! Мокрый, грязный, взлохмаченный. Глаза горят красным огнем, из горла вырывается хриплый рык.
Ясно. Наш пилот допился до белой горячки. Надо бы его успокоить, а то прирежет еще… Попался же ему на глаза этот дурацкий нож!
Толя снова бросился на меня, но поскользнулся на валяющихся бутылках и растянулся на полу. Я прыгнул ему на руку, в которой он сжимал нож, и попытался обезвредить дурака.
Не тут-то было! Белая горячка будит в людях силы нечеловеческие. Он отшвырнул меня, как котенка. Я отлетел к кровати, но успел выхватить из-под подушки оружие — не хватало еще, чтобы ему под руку подвернулся пистолет!
Толя еще некоторое время гонялся за мной, роняя мебель и ревя дурнинушкой, пока я, улучив момент, не треснул его по голове бутылкой. Толя медленно осел на пол.
В хозяйской утвари я нашел крепкую веревку и как следует связал Толю… Теперь можно было сесть и перевести дух.
Толя скоро очухался и принялся орать. Ему мерещились мертвецы, змеи и прочая пакость, какая может явиться пьянице в запое. Он плакал, умолял развязать его и вскрикивал, когда его якобы кусали всякие твари. В общем, все по-хрестоматийному — то же самое, согласно Марку Твену, вытворял после хорошей попойки папаша Гекльберри Финна.
Впрочем, скоро Толя уснул и захрапел, время от времени взвывая волком… За окнами стояла кромешная тьма, с улицы доносился трупный запах, где-то вдалеке выли одичавшие собаки, вторившие Толе… Это была одна из самых кошмарных моих ночей — не только в мертвом городе, но и вообще в жизни. Я очень хотел, чтобы она поскорее кончилась и больше никогда бы не повторилась.
Под утро я все-таки задремал, но проснулся рано — семи еще не было. Толя как был связанный, так и уснул, мирно посапывая, и я решил в таком виде его и оставить.
Я вышел во двор, сел в машину и поехал в Пригород — исполнить то, что наметил еще вчера утром.
В гостиницу я приехал около восьми, но надеялся, что времени должно хватить с запасом. На этот раз проехать через базарную площадь оказалось попроще. Заглянул во двор — «мицубиси» там не было. Тогда я нахально поставил на это место «тойоту» и походкой прогуливающегося бизнесмена двинулся вдоль террасы — с улицы, как я убедился, попасть в гостинцу было невозможно.
Толкнув нужную дверь, я очутился в пустом прохладном вестибюле. За стойкой с ключами сидел невзрачного вида мужчина-азиат. Это обстоятельство меня немного успокоило — я смутно представлял себе, как в данной ситуации пришлось бы повести разговор с женщиной.
Не успел я подойти к стойке, как «дежурный администратор» — так было написано на табличке — сразу же заявил:
— Мест нет!
Я подошел ближе, перегнулся, насколько это было возможно, через барьер и негромко спросил:
— Где Партизан?
— Какой партизан? — c недоумением уставился на меня администратор. Причем, похоже, с искренним недоумением.
— Ладно… Мужчина такой… — Я обрисовал Сергея Юрьевича. — Здесь останавливался?
— Да, но он съехал…
— Совсем недавно, да?