Вот еще новость! Неужели обезьяна летела на самолете, который где-то здесь потерпел катастрофу? Или, может быть, Жаконя просто видел летательный аппарат, сравнительно недавно упавший где-то поблизости?
— Ты видел самолет? Где он? Нам надо идти?
Я повторил эти слова по-английски и, как мог, по-французски. Обезьяна подумала, покрутила головой и довольно уверенно показала рукой направо, в сторону севера.
— Ага, — сказал я. — Пойдем?
И сделал несколько шагов с дороги — просеку я уже стал называть дорогой. Чувствовал я себя на удивление неплохо — то ли болячка отступила, то ли просто ремиссия.
Жаконя выпятил губы и отрицательно затряс головой.
— Поедем? — обрадовался я и залез в машину. Про пеший поход мне все равно было жутко сейчас думать.
Шимпанзе захрюкал, явно выражая удовлетворение моей сообразительностью. Он отошел немного назад и углубился в лес, пройдя по низкорослому кустарнику между редко стоящими причудливыми деревьями.
Я направил машину за ним, немного удивляясь. И увидел, что Жаконя стоит посреди удивительно ровной и совсем не по-африкански уютной поляны. Я остановился.
— И что дальше?
Что дальше? Жаконя заставил меня подъехать к самому центру поляны, потом залез в кокпит, улегся клубком на сиденье и подложил ладони под морду. Черт возьми, он считает, что надо спать?
Но если мои часы не врут, уже около девяти вечера, и скоро короткие сумерки превратятся в непроглядную тьму. А по темноте идти нет никакого смысла. Нет никакого смысла и ехать.
Но оставаться на ночлег в открытом кокпите военного джипа тоже не резон. Как быть?
Вы будете сильно смеяться, но Жаконя опять подсказал выход из положения. Он подошел к багажнику, заставил меня его открыть, и показал, что самым лучшим выходом будет вытащить весь «хлам» наружу, а мне свернуться внутри и прикрыть крышку. Н-да. Интересно, скоро бы я сам додумался до такого?
Темнота быстро сгущалась. Из леса доносились страшные вопли, не знаю уж, чьи, да и знать не хочу. Я внял совету Жакони и извлек практически весь арсенал наружу. Если ночью набегут более дикие обезьяны, чем Жаконя, я смогу чего-то недосчитаться, но вряд ли кому из них захочется (точнее, заможется) скакать по веткам с тяжелым пулеметом.
Стелить в багажнике было нечего, кроме чисто формального чехла с заднего сиденья — хоть и драного, но толстого, фланелевого. Какой ни есть, а комфорт! С собой я взял заряженный автомат, причем даже снял его с предохранителя: если какой хам, неважно, о скольки ногах, попытается грубо меня разбудить, я сперва дам очередь, а уж только потом буду извиняться. Наконец я зафиксировал замок багажника, чтобы он, чего доброго не защелкнулся наглухо, пока я внутри и, наконец, улегся, подтянув колени к груди. Надо опять отдать должное Жаконе — на этот раз он даже и не подумал проситься ко мне на ночлег внутрь. Но, может, он хорошо представлял, каково это — спать в багажнике? Я слышал, как обезьяна вздохнула, затем соскочила с машины и с тихим шорохом исчезла где-то в лесу.
Меня немного знобило, пусть не так сильно, как вчера, но все равно прилично. Болело горло. Безумно хотелось есть и одновременно тошнило при мысли о пище — уже стабильное мое состояние. Внутри багажника воняло соляркой и древней тухлятиной, а в спину упирался какой-то несуразный выступ. Поблизости неведомая тварь продолжала реветь дурным голосом. Ну что же, ничего особенного — просто очередная ночевка на Черном континенте. Добро пожаловать в Африку.
Если воздушные ворота в Каире — это чистого разлива западная цивилизация, пусть и с мусульманским лицом, в Банги — бесшабашная и веселая деревня, а в Лагосе — многоуровневая мышеловка, отягощенная коррупцией, то аэропорт Луанды казался спокойным, подозрительно тихим и как-то недобро затаившимся, словно бунтарь, получивший очень суровое внушение. Здесь значительно реже взлетали и садились самолеты, служащие не вымогали взяток, и даже полицейские говорили чуть ли не шепотом. Казалось, все друг друга побаиваются. Что, впрочем, не так уж удивительно, принимая во внимание историю этой страны, вероятно, одной из самых несчастных на континенте. К тому же из весьма скупых (не то что при социализме!) сводок новостей, доходивших из глубины Африки, было ясно: Ангола в очередной раз встала на грань гражданской войны. Если я правильно понял сведения, прослушанные мной незадолго до вылета из России, то яблоком раздора могла стать та самая Контвигия. А это означало известное потрясение для многих местных жителей и головную боль для ряда правителей.
Что это значило для меня, я пока мог только догадываться. Разговор между Дэйвом и Толей о наемниках и вероятном захвате Рузданы не шел у меня из головы, но поскольку в мою задачу, по всей видимости, революция никак не входила, я не хотел думать о чужих проблемах. Надо было решать мои собственные.
Украинцы оказались абсолютно правы — я так и не смог найти в Лагосе человека по имени Джон Катлер. Несмотря на то, что в таксофонных будках попадались сравнительно целые справочники, сотовых номеров на страницах не обнаружилось — а Кеженис действительно дал мне лишь сотовый номер. Я не поленился отыскать сержанта Саймона, который оказался мне совсем не рад, когда я вломился к нему в дом, на вид немногим лучше большинства лачуг, хотя и со спутниковой антенной на крыше. У полицейского нашлись две причины для недовольства: во-первых, я его разбудил после ночного дежурства, во-вторых, он честно пытался найти англичанина Катлера по своим каналам, но безуспешно — лишь два настоящих нигерийца носили похожие имена. И поэтому — вот ведь беда-то какая! — ни о каких долларах не могло быть и речи. Потом я (вот ведь упрямство что делает!) умудрился успеть съездить в местный аэропорт, где тоже слыхом ни слыхивали ни о каком Катлере, несмотря на мои попытки использовать освежитель памяти системы «Бакс».
ebooksa