Сокол, № 1, 1991,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну и чего? — снова спросил Ефим.

— Чего, чего, чертежей нет, где искать? Спасибо, дядя Миша надоумил. Был, говорит, в старину такой обычай: при закладке храма под алтарем зарывали ценности, что жертвовали люди.

Ефим даже встал при этих словах, рассерженный, заходил по гулкому подвалу.

— Так там же теперь яма, бассейн. Все же вырыто.

— Это теперь яма, а тогда, после взрыва, гора была, а под ней все целое.

— Но теперь-то яма. Золото вырыли.

— Вырыли…

— Ну вот, а то — золото, золото! Теперь только золотничать остается. Вот оно. — Ефим ударил кулаком по черному стояку. — Может, ты про то, что в канализационных трубах? Может, намекаешь, что мы, дескать, золотари?!.

Ефим недобро поглядел на старика, помотал головой. Вертелось в голове какое-то всеобъясняющее слово, не вспоминалось.

— А можа, осталось? Можа, поглядим?

Старик указал недопитым стаканом в темень за трубами, где был его, Ефимов, закуток и ржавая дверь в подземелье. Ефим поежился, вспомнив холод и крыс, и жуть, которую испытал однажды, но сказал бодро:

— А чего. Говори, где — я погляжу.

— Один не найдешь, вместе надо. Как вот дверь открыть?

— Не проблема.

— Открывал? — насторожился старик.

— Давно.

— Далеко ходил?

— Не. Противно там и вообще…

— Это верно. Ну да надо пойти. Фонарь-то есть?

— Фонарик электрический.