— Я тебе обещал золото показать. Гляди.
— Такое тут все и было?!
— Было, — вздохнул старик.
— И такое сломали?!
— Спьяну-то ничего не дорого. Что им, что тебе…
— Чего ты все — спьяну, спьяну! Да вот она, нераспечатанная.
Он выхватил бутылку, замахал ею.
— И не распечатывая, опиваются. Зелье-то разное бывает.
— А что я-то?! — Ефим не сводил глаз с куполов. — Да я, если хочешь!..
— Что? Бутылку выбросишь?
— Выброшу.
— Слабо.
— Мне? Слабо?!
Он отшвырнул бутылку в сторону, отвернулся и занервничал, затоптался на месте. И тут же кинулся к бутылке, сунул голые руки в сугроб.
— Она-то при чем?! — закричал, оттирая бутылку от налипшего на нее снега. — Она-то разве виновата? Люди же делали, старались.
Бутылка была шершавой, этикетка, как наждачная бумага, не оттиралась. Ефим сунул бутылку под мышку, чтобы отошла, снова поднял глаза, но никаких куполов не увидел. Все тот же пар бил из-за домов, кап из преисподней.
— Чего это было? — спросил растерянно.
— Не знаю, — ответил старик.
— Не знаю, не знаю!.. А чего ты знаешь?! То дак говорил, а теперь чего?..
Старик пожал плечами и пошел к арке, выводящей на улицу. А Ефим, потоптавшись на месте, направился к себе. У входа в свой подвал остановился, оглянулся и не увидел старика. Куда он делся так быстро, было непонятно, но Ефим не стал ломать голову над этой странностью. Поплотнее закрыл дверь, чтобы не тянуло холодом, и стал спускаться по лестнице. Ему было тошно отчего-то, и он уже знал, что сейчас закроется на замок, сунет кипятильник в чайник и распечатает бутылку.