Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

22
18
20
22
24
26
28
30

Главным оружием пикировщиков Ю-87 были бомбы, но их уже израсходовали, оставалось по два носовых и по два кормовых пулемета. Оба «юнкерса» пронеслись, как показалось полковнику, едва не над головой, но пилоты опасались встречного огня крупнокалиберной установки ДШК и не рискнули спуститься ниже четырехсот метров.

Но падала еще бомба. Все, конец – от нее не спасешься. Бомба, не долетев до «Смелого», который успел отойти на десяток метров, ударилась со странным гулким звуком о полузатопленную деревянную палубу тральщика. Не выдержав напряжения, тревожно ахнули десятки голосов.

Это была не бомба, а сброшенный запасной бак. Он громко шлепнулся, со скрежетом раскрывшись, как консервная банка, и пошел на дно вместе с тральщиком. Выходя из пике, оба «юнкерса» обстреляли, не жалея патронов из кормовых пулеметов, «Смелый», а заодно и «Каспиец». Было непонятно, зачем пилоты «юнкерсов» рисковали кидаться с пулеметами винтовочного калибра на катера. Броня катеров была им явно не по зубам. Наверное, решили показать арийскую решительность. Они даже отомстили за уничтоженного собрата, добив плотным огнем несколько раненых на палубе «Смелого», которых не успели перенести вниз. Только спуститься ниже не рискнули из-за встречного огня крупнокалиберных ДШК.

И не стали спускаться низко оба «мессершмитта». Наверное, у них было задание добить, зажечь уже изрядно потрепанный плашкоут. Они могли неплохо врезать из своих 20-миллиметровок и «Верному», также стоящему на месте и пытавшемуся сдернуть баржу с мели.

Костя Ступников видел оба истребителя отчетливо. Успел спокойно, не слишком нервничая, дать несколько очередей. Один из «мессеров» качнуло, но пятьсот-шестьсот метров было далековато и для точного огня ДШК, и для пушек обоих истребителей.

Они пронеслись стремительно, сумели попасть несколькими снарядами в плашкоут. Упрямая калоша, загруженная сверху бочками, не загоралась. Истребители уходили, набирая высоту, причем задний явно отставал, вытягивая за собой тонкую струйку дыма.

– Ушли, сволочи! – Костя в сердцах стукнул кулаком по казеннику.

– Зацепили мы его, – снова лез наверх Федя Агеев. – Все равно шлепнется.

Раскачав, кое-как сдернули с мели баржу. Оказалось, спасли ее принайтованные на палубе и на крыше цистерны бочки с маслом и солидолом. Некоторые были разорваны крупными осколками, в других виднелись крупные и мелкие пробоины. Но масло и солидол поджечь не просто, и бочки сыграли роль защиты.

Кое-как дошлепали до затона под Райгородом. Срочно послали двух матросов за транспортом, чтобы вывезти раненых. Снизу в лучах заходящего солнца сверкал ярко-желтый купол церкви.

– Большой город? – спросил кто-то из новичков.

– Село это. Даже не райцентр, – пренебрежительно отмахнулся артиллерист Вася Дергач. – Одно название, что Райгород. Здесь до Светлого Яра недалеко, там и больница есть, помогут нашим.

Тела погибших отнесли в сторону, накрыли шинелями и брезентом.

– Семнадцать душ, – подсчитал один из моряков. – А сколько еще утонуло…

– У нас на тральщике тридцать два человека экипаж был, – затягивался цигаркой минер. – Осталось тринадцать, считая раненых. Трое вместе с остальными лежат, завтра хоронить будем. Как раз половина экипажа, а где остальная половина, один бог знает.

– На дне, где же еще?

– И на «Кубани» не меньше двадцати человек погибло…

– Вот тебе и война. Сбили одного «лаптежника» и хвалимся. А у нас два корабля ко дну пошли, и мертвых никак не сосчитаем. С полсотни, наверное, наберется, да сколько еще раненых выживет, непонятно.

Уже затемно приехали несколько подвод, забрали раненых. Ужинали все без аппетита, хотя Зайцев приказал налить по сто граммов с «прицепом». Катера замаскировали. Камуфляжных сетей не хватало, натыкали веток, молодых срубленных деревьев.

Полковник, шумевший больше всех, хорошо хлебнул и расхаживал по берегу вместе со своим раненым адъютантом. Настроение его изменилось. Лейтенанта Зайцева, командиров катеров он хвалил, обещал представить к наградам: