Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

22
18
20
22
24
26
28
30

– Никто не тонет. Сидеть смирно, иначе опрокинемся в бога-мать.

– Упали двое, – настойчиво повторял чей-то голос. – Тонут.

– Матросне на нас наплевать! Лишь бы самим уцелеть. Даже круг спасательный не бросили! – надрывался другой голос.

Однако в темной воде никого не было видно. Здесь, на стрежне, живых и мертвых уносило течением мгновенно.

– Заткнись, пока сам за борт не загремел, – оборвал истошный крик боцман.

Старший лейтенант, командир роты, вместе со взводными, тоже не церемонясь, наводили порядок. Где-то в стороне полыхало небольшое судно, его сносило течение. Из пробитой цистерны вытекла солярка и горела, окружая судно широким разливом чадного пламени. Возможно, кто-то успел спрыгнуть и спастись. Но не у каждого хватило решимости прыгать в холодную черную воду, сводящую судорогой мышцы.

Те, кто не рискнул покинуть судно в первые минуты, были обречены сгореть заживо, и помочь пробиться им сквозь огромное, расплывающееся на воде пятно пламени никто бы не смог – сгорел бы сам.

– Господи, – скрипел зубами боцман Ковальчук. – Какие муки люди принимают…

Ближе к правому берегу с высот ударили минометы, полевые и автоматические пушки. Снаряд «семидесятипятки» вскрыл кормовую палубу баржи, взрыв подбросил человеческое тело, обломки досок. Но утопить массивную посудину этому калибру было не под силу, хотя осколки натворили дел. Крики раненых доносились сквозь гул двигателя и взрывы небольших снарядов, густо падавших вокруг.

Когда же берег?! Мичману Морозову, далеко не новичку на войне, ни разу не приходилось попадать под такой плотный огонь. Казалось, что Волга шириной не два, а все двадцать километров. Он стоял рядом с рулевым Михаилом Лысенко и не смог скрыть нервозности, подправляя курс:

– Резко влево. Еще левее!

Николай Морозов побывал в переделках, участвовал в зимнем десанте на Черном море, отбивал у немцев Керчь. Там тоже пришлось туго, но под Сталинградом, пожалуй, достается покрепче.

Мичман имел чутье, доступное не каждому командиру, и вовремя услышал звук падающих мин. Успел среагировать мгновенно – крутой поворот влево спас бронекатер от целой серии взрывов. Теперь правее и замедлить ход. Мина рванула перед носом – Морозов снова перехитрил немецких артиллеристов.

Горящее судно, окруженное кольцом пламени, где кричали от боли и бросались прямо в огонь полусгоревшие люди, настиг тяжелый снаряд. Оно разлетелось от удара фонтаном огненных обломков, взрыв добил еще живых людей, но, по крайней мере, прекратил их страдания. На палубе кто-то перекрестился:

– Отмучались, бедолаги.

– Лучше уж сразу смерть, чем такие страдания испытывать.

Страшное зрелище словно парализовало бойцов, которые сидели и лежали на палубе «Верного». Каждый думал, что им пока везет. А что будет дальше – лучше не загадывать. Но хорошего никто не ждал. Здесь, пожалуй, пострашнее, чем в окопах на переднем крае.

Совсем рядом прошла очередь 37-миллиметровой пушки. Один из снарядов отрикошетил от борта и взорвался над катером. Кого-то ранило мелкими осколками, но люди на палубе продолжали лежать неподвижно. Лишь чертыхались, зажимая раны и надрывая зубами индивидуальные пакеты.

Зато внизу, наглухо запертые в трюме и кубрике, красноармейцы при каждом близком взрыве, ударах осколков о корпус, частью контуженные и почти все оглушенные, барабанили в люки и кричали:

– Выпускай!