Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда отошли от правого берега, попали под сильный обстрел. Снова барахлил, захлебываясь от перегрузки, двигатель. Мичман вышел из рубки, чтобы глянуть, что происходит в машинном отделении, но сделал лишь два шага. Снаряд взорвался неподалеку, и осколок угодил командиру катера в голову. Этот чертов снаряд будто знал свою цель. Осколки не задели больше ни одного человека, хотя палуба была завалена ранеными. Батаев успел отдать приказ боцману взять команду на себя и потерял сознание. На берег его привезли уже мертвым.

Никогда еще отряд не нес таких потерь. Погибли сразу два командира бронекатеров и тринадцать моряков. Полтора десятка были отправлены в медсанбат и госпиталь.

«Смелый» находился еще на рембазе. «Верный» и «Шахтер», вернувшиеся из десантной операции, были крепко побиты и требовали срочного ремонта. На ходу оставался лишь «Прибой» без командира и малыш «Быстрый».

Зайцев доложил об итогах высадки десанта. Кращенко кивнул, находясь в каком-то ступоре. Смотрел, как выносят тела погибших, накрывают их плащ-палатками. Повисло молчание, командиры стояли со снятыми фуражками. Наконец заговорил Степан Зайцев, не скрывая неприязни к командиру дивизиона. И обращаясь не по уставу, а как находил нужным:

– Слушай, Кращенко! – Лейтенант сделал паузу, внутри него все кипело от злости и возмущения. Наверное, он хотел высказать, что думал, но сдержался. – Готовь представление на Батаева. На Героя Советского Союза… он был лучшим. Если надо, мы все подпишем.

Остальные поняли причину такого резкого тона. По-хорошему, не следовало посылать Батаева с его поврежденным катером на переправу. Едва вырвался из ловушки на правом берегу, был контужен, а его снова сунули в пекло.

– Героем был и героем погиб. Днем едва вырвались, мина его оглушила. Позволили бы передохнуть. Нет, какое там! Вперед… вперед! Угробили парня.

Это был прямой выпад в сторону Кращенко. Под Сталинградом, возле северной окраины, действовал еще один дивизион бронекатеров. Там комдив нередко сам возглавлял наиболее опасные рейсы. Капитан-лейтенант, багровый от напряжения и выпитой накануне водки, догадывался, что говорят о нем за спиной. Чуть ли не в трусости обвиняют.

– Что у тебя с руками? – наконец спросил он у Зайцева.

– Осколочные ранения.

– Почему в санбат не пошел?

– Сначала доложиться надо и замену найти.

– Найдем без тебя. Шагай к доктору.

Но понюхавший пороху и хлебнувший ледяной воды Финского залива еще в «зимнюю войну» с финнами, дважды раненный, лейтенант Зайцев перед начальством не тянулся и последнее слово оставлял за собой:

– Мне не все равно, кто моим кораблем командовать будет. Хочу знать. И кто на место Батаева станет. Сегодня десант высаживал, а меня замполит вроде контролировал. Правда, спасибо ему, хоть не мешал. Носа из рубки не высовывал. До сих пор удивляюсь, зачем мы его на Купоросный взад-вперед катали. Чтобы войну своими глазами увидал не за три километра, а в упор. Так, что ли? Не рассказал вам, как мины бойцов десятками на части разрывали?

Кращенко резко ответил, что командует пока он и сам выберет замену. Добавил, шумно двинув кадыком:

– Представить мне список погибших, раненых. Для зампотеха приготовить данные о полученных повреждениях.

– И людей к наградам представить надо, – напомнил Морозов.

– Замполит этим займется.

– Себя пусть не забудет, – едко вставил боцман с «Прибоя».