Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

22
18
20
22
24
26
28
30

– Значит, крепко целовались.

– От этого не беременеют.

– Гляди-ка, грамотный! Знаешь, от чего дети берутся.

Переругались, затем выяснилось, в чем дело. Мать Нади давно хотела уйти с семьей в село Заплавное, под Ленинском, где жила ее двоюродная сестра. Но Анна и Надя числились рабочими оборонного предприятия (ремонтной базы). И уйти просто так было непросто. Могли угодить под суд.

Перед тем как базу собрались передислоцировать, директор наконец согласился отпустить обеих. Попросил отработать еще неделю, а тут этот налет. Надю оглушило взрывом, мать привела ее в землянку и объявила, что завтра они уезжают. На зенитную батарею часто ездят машины и подводы со снарядами, подбросят до Ленинска на обратном пути. Она и спирту расплатиться приготовила. Объяснила Косте, что дальше им тянуть нельзя. Немецкие самолеты каждый день прилетают. Сегодня повезло, а завтра закидают бомбами лагерь, им ведь все равно, что там одни женщины и дети.

– А Надька заявляет, никуда она не поедет. У нее с тобой любовь, и вообще, она от тебя ребенка ждет.

– Взрывом сильно ее оглушило?

– Да нет, слегка. Больше испугалась. Значит, она точно не беременная?

– Успокойтесь вы, тетя Аня. Честное слово, не трогал я ее. Все нормально.

Женщина вдруг расплакалась:

– Чего же нормально-то? В землянках холодно, сырость. Младшая дочка болеет без конца. Наде всего семнадцать лет, тоже беречься надо, а тут морозы подступают, бомбежка за бомбежкой. Сосед наш, с которым лет семь в одной квартире прожили, под бомбу угодил. Тело в воде так и осталось. Жена бегает, ищет, а там все бомбами перепахано. У нас в мастерской двоих искалечило, не знаю, живы или нет. А мы какого страха натерпелись! Не за себя боюсь, а за девчонок. Им за что пропадать!

Оказалось, во время утреннего налета «фокке-вульфы» на обратном пути обстреляли лагерь беженцев. Погиб кто-то из мужиков постарше, ранило пулей в ногу девочку. Рядом траву и кусты снаряды зажгли, хорошо, что красноармейцы из маршевой роты потушить помогли, а то бы все сгорело.

– В нашу землянку маленький снаряд угодил. Повезло, что в бревно попал, почти напополам разорвал, часть крыши обрушилась. Уезжать надо срочно. Ледоход пойдет, наших совсем на том берегу придавят. Немцы листовки сбрасывают, мол, Сталинград последние дни доживает. Сдавайтесь, разбегайтесь, потом поздно будет.

– Они это с августа долдонят, а город держится. Видели, как сегодня сразу четыре фашистских самолета сбили?

– Ой, да наплевать мне на них! – отмахнулась Анна. – Хоть четыре, хоть десять. Мне детей спасать надо. Надя к тебе рвется, но не нужно вам видеться. Она упрямая, останется одна без нас. И все ради тебя. Война закончится, любитесь, женитесь, я не против.

В общем, уговорила Костю написать записку, что катера срочно уходят, а он обязательно ее найдет. Мать дала адреса в Заплавном и Сталинграде. Спрятав записку в карман плюшевого жакета, обняла Костю:

– Прости, зятек. Но ты уже взрослый, сам все понимаешь. У нас один выход: к родне прибиваться. В лесу зимой не выживем. Ну, храни тебя Господь!

Вернувшись на катер, рассказал все Морозову и Валентину Нетребе. Командир и боцман заявили, что он сделал все правильно. Если девка любит, то дождется, а в лесу жить уже невозможно. Да и фрицы что-то зашевелились. На Тракторном и в северной части города бои идут непрерывно. Немцы ждут ледохода, знают, что переправа сразу осложнится, и наши останутся на правом берегу без боеприпасов, не говоря про теплую одежду и продовольствие. Гражданским здесь действительно делать нечего. Лучше уйти подальше.

«Верный» покинул ремонтную базу и, пройдя вверх по Ахтубе километра полтора, соединился с остальными кораблями. Снова маскировали катер. Моряки, в том числе помощник Кости Федя Агеев, рубили бурьян, кусты и обкладывали охапками судно.

Ступников и расчеты орудий находились на своих местах, наблюдая за небом. Значит, дивизион простоит здесь минимум до вечера. Зря он написал эту записку, может, Надя успела бы прибежать. Хотя бы попрощались. Вернулся Федя и сразу завалился спать на своем узком сиденье. Потом принесли обед, но Костя есть не мог. Отдал свою порцию помощнику. Тот удивился: