Выкрашенные в зеленый цвет, поблескивающие стены — ну любят они в Исландии зеленый, ничего с ними не поделаешь, — белый потолок с мерцающими источниками, гулкие шаги, сырость, зябкость и полная неопределенность. Хотя почему неопределенность? Или помучают и убьют, или просто убьют.
В комнате, куда следом за доктором вошел Татаринов, был весь набор: операционный стол в центре с большой лампой над ним, несколько вспомогательных металлических ящиков на колесиках с инструментами. В углу большое деревянное кресло с кожаными ремнями, для того чтобы фиксировать пациентов, или, как их назвать-то правильнее… жертв.
В другом углу, напротив кресла для пыток, стоял небольшой письменный стол с лампой, за который доктор и уселся. Татаринову не спешили развязывать руки…
Доктор с превеликим удовольствием откинулся на спинку не слишком дорого кресла и стал снизу вверх рассматривать Татаринова.
— Русский, ты помнишь Амстердам? Там, в том подвале, тоже было холодно и тоже было влажно.
— Здесь у вас похуже, — ответил Кэп. — Экономите уголек или просто топить некем?
— Ха-ха-ха, — рассмеялся доктор, показывая желтые зубы и переплетая тонкие пальцы. — Я не знаю, почему вы так себя ведете по отношению ко мне, но вы мне мешаете работать. Я занимаюсь наукой, у меня гранты!
— У нас вот был профессор Павлов, так тот собачек мучил. А гранты у вас, видимо, на то, чтобы людей потрошить.
— Павлов был великим ученым. Но опыты, поставленные на людях, более эффективны.
Тут доктор поменялся в лице и велел охранникам оставить их наедине. Если бы не связанные руки, то ситуация у Татаринова резко упростилась бы. А так он пока был не готов оказывать доктору какое-либо сопротивление.
— Что ж, — доктор по-деловому поднялся, разминая пальцы, — вы у нас своего рода исследователь, вы тоже ведете определенный поиск… Йа-йа! — Не упуская Татаринова из виду, доктор подошел к металлическому стеклянному шкафчику, каких бесчисленное количество произведено во всех точках мира для медицинских учреждений. Обычно в них стоят всякие баночки с различными лекарствами, иногда там лежат неизвестные нам хирургические инструменты или перевязочный материал, иногда шприцы. Мы все видели эти металлические шкафчики. Доктор открыл одну створку и взял с полки бумажно-пластиковую упаковку с одноразовым шприцом. — Как видите, я поддерживаю здесь чистоту и порядок, — сообщил доктор Пинту, распаковал шприц, выбросил упаковку в пустое ведро с расположенным в нем чистеньким пакетом для мусора, и, приладив иголку, стал набирать из небольшого флакона жидкость, явно не для того, чтобы просто попрыскать ей в лицо Татаринова и по-детски поиздеваться над ним. Закачав в пластиковую тубу раствор, доктор встал напротив.
— Вы не представились. Вот меня зовут доктор Пинту, а вас?
Пленный назвал фамилию.
— Та-та-ри-нов, — повторил он следом за капитаном второго ранга и ухмыльнулся: — И что значит ваша фамилия?
— То, что я произошел от татарина, — сообщил очевидное офицер, а доктор задумался.
— Вы что, потомок Чингисхана?
— Неплохая версия, — согласился пленный.
Доктор взял Татаринова за плечо и пощупал его мускулы.
— Вы сильный и наверняка быстрый человек. Оставаться с вами наедине — большой риск, но, я вас уверяю, оставаться наедине со мной тоже большое испытание. — С этими словами доктор сделал Татаринову укол в только что размассированное плечо, после чего с удовлетворением выбросил использованный шприц в ту же корзину. — Это немножко замедлит ваши рефлексы, но с вами ничего плохого не случится, — заверил доктор, провожая Татаринова к деревянному креслу и фиксируя его ноги ремнями. — Теперь, пожалуйста, наклонитесь вперед, я перережу пластиковый жгут.
Препарат начал действовать, и Татаринов стал ощущать легкое головокружение и то, что слова, которые доходили до его ушей, стали более растянутыми.