Арбитражный десант

– Вот и бери! – резко объявил Кичуй. Андрей нахмурился, покоробленный повелительным тоном: – У меня как бы другие планы были.

– У всех другие, Андрюха! Но это – супершанс, – Кичуй обхватил его за плечи, ласково тряхнул. – Представляешь, дружище, если мы этого Виленкина как отказника Самосвалихе в процесс свалим! То-то мулька получится. Всех умоем! Сам подумай, не посылать же кого ни попадя. Мало ли что напутают. А тут надо без сбоя сработать. Чтоб наверняка. Да и по времени – где сейчас кого найдешь?…Собирайся, красавец ты наш, а я пока тебе в дорогу налички заготовлю и – нотариуса заряжу. Главное, помни, вернуться надо к десяти утра. Чтоб к началу процесса.

Кичуй выбежал.

Холина задумчиво посмотрела на Дерясина.

– Андрюша, у тебя водило твой вооружен?

– Да как будто. А к чему ты? Виленкина пристрелить, если заупрямится? – Дерясин хихикнул.

– Да так, прикидываю. Удивительно, что его вообще до сих пор не урыли. Зная тонкие нравы бизнес-истеблишмента, я, признаться, полагала, что истец наш давно червей кормит. Может, отхохмить кто решил накануне процесса? Ответа на этот вопрос не было.

– Отхохмить, не отхохмить – на месте выяснится, а ехать в самом деле надо! – Дерясин спешно собирал «дипломат».

– М-да, но кто-то же его в эту глухомань определил. Значит, кто-то и пасти должен, – Ирина огладила подбородок, поймав себя на том, что невольно подражает Лобанову. – Вот что, Андрюша, поеду-ка я с тобой.

И, пресекая возражения, безапелляционно добавила: – Хочу накопить журналистский опыт работы в горячих точках.

Когда Андрей и Ирина влезли в Дерясинский «Мерседес», там уже сопел взопревший от спешных сборов пухлый тридцатилетний нотариус.

Водитель-охранник при виде Холиной набычился над рулем.

– Ты как будто любитель быстрой езды? – Ирина бесцеремонно положила ему на плечо руку.

– Могу, если надо, – буркнул он.

– Тогда притопи от души! Заодно и посмотрим, какой ты Сухов.

Глубокой ночью они въехали в одноэтажный старинный русский городок Белый. Попетляв по затемненным улицам, с трудом обнаружили одинокого пьяницу, которого попросили указать дорогу на поселок Глубокое. Тот оглядел роскошную, невиданную в этих краях машину и, зажмурившись от собственной дерзости, запросил двадцать рублей. – Пятьдесят, если доедешь с нами до поворота, – объявила взявшая на себя руководство экспедицией Холина.

– А не обманете? – не поверил проводник.

Уже отправив машину на Глубокое, он долго сокрушенно мотал головой. Продешевил. Надо было потребовать пятьдесят пять.

Восемь километров до Глубокого дались едва ли не тяжелее, чем весь предыдущий путь. Это оказалась проселочная ухабистая дорога, разбитая тракторами и ими же обуженная до состояния одноколейки и превращенная в желоб, – с обеих сторон дорогу охватывали слежанные глиняные валы. К тому же прошли первые осенние дожди, и колеса то и дело прокручивались в желтой грязи. Водитель, притомившийся за время многочасовой гонки, презрев чинопочитание и женоуважение, на каждом ухабе бессильно матерился.

В Глубокое они въехали в третьем часу.

Поселок состоял из вытянувшихся вдоль большака угрюмых одноэтажных бараков, окруженных со всех сторон глухим лесом.

Ни огонька! Только остервенелый собачий лай, силуэт водонапорной башни да уныло скрипящий фонарь над почтовым отделением подсказал, что место это жилое.

С трудом удалось достучаться до сонной старухи, еще тяжелей оказалось выяснить, где поселился Виленкин. Разговор велся через дверь. Впускать незнакомых старуха отказалась. «Почем знаю, что вы не лихие люди?». То ли спросонья, то ли из опаски или упрямства она упорно не хотела понять, кого ищут приезжие, пока за помощь ей не были обещаны пятьдесят рублей.