Арбитражный десант

– Что ж, вижу, деваться некуда, – процедил Олег, и лицо Подлесного чуть расслабилось: он все-таки опасался взбрыка.

Внезапно Жукович разудало подмигнул мучителю. – А чёрт бы с ним! Пансионатом больше, пансионатом меньше. Завтра же ставлю его на учет и – все дела… С наслаждением вгляделся в потемневшие глаза. – А ты чего ждал, паскуда?! – загремел он. – По себе мерил?! Может, я и могу чего зажухать. Но чтоб предать – это выкуси. Это по твоей части. Так и хозяевам своим донеси – Жукович не предатель!

– А кто ж ты? – процедил Подлесный. – Про «книжное» дело вспомнил? Так и я тебе напомню. Когда тебя тогда подперли, ты тут же, чтоб самому не сесть, дружка своего сдал. Как его, школьника этого звали? Жека, да?

– Не было этого!

– Ой ли? А кто при допросе показал на него как на инициатора самиздата? Кто нам выдал, что ксерокс на его даче?

– Нет в деле такого допроса!

– Правильно, нет, – подтвердил Подлесный. – Потому что я сам его оттуда вытащил. Следователь, что тебя «колонул», мне показал. А я вытащил. Только перед этим мы его как раз Жеке твоему и предъявили. Кто ж думал, что дурачок этот семнадцатилетний после этого возьмет да и сиганет с седьмого этажа. Не перенес, видишь ли, предательства старшего друга. Нежная была душа. Так что и протокольчик не понадобился. Но и не уничтожил! И если упрешься, так предъяву сделать можно. Как думаешь, дружки твои бывшие, да и нынешние отреагируют, узнав, кто ты на самом деле?

Он заглянул в безвольные глаза:

– А то туда же, каждая гниль в порядочные метит…Неделю!

И вышел, не обращая больше внимания на раздавленного Жуковича.

7

Вторую неделю «Возрождение» работало в экстремальном режиме. Все силы были брошены на подготовку к предстоящему заседанию арбитражного суда, дабы не позволить ввергнуть банк в процедуру банкротства.

Для этого наметили основные направления и распределили ответственных.

Самое трудное – подписание мировых соглашений с крупнейшими кредиторами – взял на себя Рублев. Кроме того, Гуревич приватно пообещал Ивану Васильевичу обеспечить лояльную позицию в суде центробанка.

За завершение процедуры составления реестра вкладчиков и, главное, за составление графика выплат отвечал Дерясин.

Чрезвычайно важно было доказать в суде, что банковского имущества хватит, чтоб рассчитаться по долгам, – без внешнего вмешательства.

Здесь особенно увесистым выглядел банковский холдинг, рыночная стоимость которого, несмотря на бесчисленные распродажи, все еще приближалась к миллиарду долларов. Оставалось форсировать составление реестра дочерних компаний. Но тут внезапно с сердечным приступом свалился Жукович – жена позвонила с дачи. Туда были отправлены несколько сотрудников управления. Правда, к самому Жуковичу жена их не допустила, – передав, что ему очень плохо и врач категорически запретил любые волнения. Зато передала ключ от сейфа и краткие разъяснения, где и что находится.

Ключ этот вместе с поручением закончить работу Жуковича Кичуй передал Денису Лобанову.

Каждый из ключевых менеджеров выкладывался до предела. Понятие «трудовое законодательство» попросту выкинули из лексикона за ненадобностью. Рабочий день плавно перетекал в рабочую ночь, а она в свою очередь – в рабочее утро. По банку ходили, чуть пошатываясь от хронического недосыпания, но с лихорадочным блеском в глазах, взбадриваясь сигаретами и бальзаковскими дозами кофе. Лишь когда веки, будто у вия, становились неподъемными, заваливались на кабинетные диваны и забывались на несколько часов. Но один человек, кажется, не спал вовсе, – Иван Васильевич Рублев. Он успевал повсюду. С утренней банковской планерки, которую проводили отныне в восемь утра, спешил в Думу или правительство, с тем, чтоб прямо оттуда успеть к трапу самолета, улетающего в Сибирь или на Урал, – к очередному кредитору или должнику. И ухитрялся вернуться к следующей планерке, – внешне такой же свежий, энергично-набычившийся, как всегда, в преддверии схватки. При виде не ведающего, казалось, усталости председателя Совета, встряхивался утомленный молодняк. Впрочем, своя тайная, подпитывающая энергией аккумуляторная батарейка была и у Ивана Васильевича.

У него вошло в привычку заканчивать день неспешным телефонным разовором с Мананой Осипян.

еж ними установились странные, пугающие обоих отношения. По телефону они разговаривали так, как разговаривают любовники и даже скорее пожившие вместе супруги – единомышленники, – то есть шел скользящий, игриво-насмешливый разговор – без запретных тем. Но, когда встречались наедине, обоих охватывал некий столбняк.

Они ехали куда-нибудь на окраину Москвы, в кинотеатр или кафе, и просиживали в полном молчании, едва касаясь друг друга рукой и коленом. После чего возвращались по домам, созванивались и взахлеб хохотали над собственным «пионерским» поведением. Но при этом знали, что при новой встрече все повторится. «Старческая клиника», как сформулировала этот комплекс Манана.