Мужские игры

– Ваше здоровье!

– Да как решились-то, Александр Борисович? Ведь институт и вам не чужой. Как же вот так, без разбора в средствах?

– Потому что о себе думал да о Наташеньке. Ведь это теперь так вышло, что вроде подставился. А могло бы и по-иному совсем статься. Кто бы тогда с меня что спросил? И не кривитесь. Небось, местами бы поменяться, так то же самое и сделали бы. Не так разве? Я институт под один банк подкладывал, вы – под другой. Так какая меж нами разница?.. Только та, что вы сейчас сверху оказались. Потому и имеете право судить. Кто сверху, тот и судья, и палач. А суть-то у нас с Вами одна. Я вот Астахова вашего едва не порешил. А вы со мной торгуетесь. Потому что интересы совпали. Тоже, небось, опасаетесь: а ну как Мельгунов от меня про Флоровского узнает, да и развернёт всё. Так-то. А то моралистов развелось, как грязи… – С моралью замнем. Но для чего вообще понадобилось встречные векселя от «Балчуга» выписывать?

– Да на всякий случай. Ну, если бы слушок пошел, я бы Мельгунову показал их и объяснил, что просто, мол, налоговая комбинация. Чтобы лишнего не платить. – В «Балчуге» знают, что их векселя у нас?

– Откуда? Я им еще с месяц назад сказал, что все уничтожил. – И отчего же не уничтожили?

– Задницу потому что свою прикрыть хотел. Знал, с кем дело имею. Палий – это еще тот подарочек. Да вот не рассчитал: Астахов ваш больно прытким оказался. Не ожидал, что он по столам шарить мастер. Теперь – провис… – Сочувствую. Но решить эту проблему с вашими хозяевами вам придется самому. Потому что если они сунутся в арбитраж с банкротством, я разложу все эти встречные векселя перед прокурором. И, как вы полагаете, что он подумает, посмотрев направо, а потом налево?

– Так вы ж ему подскажете, что надо думать?

– Именно. Знаю, в разговоре этом приятного для вас мало будет. Но это условия, на которых я в свою очередь закрою глаза на ваши финансовые художества. Так как?

– Да и хрен с ним, – пьяненький Петраков вновь хохотнул. – Поговорю с Палием. Мне теперь все едино.

– Что ж, Александр Борисович, – Забелин поднялся. – Жаль, что встретиться довелось в такой вот ситуации. Но в чем соглашусь, – морального права упрекать вас у меня и впрямь нет. Совет хотите? Вы бы из «Балчуга» деньги свои перевели. А то как бы они вам в отместку…

– Да это ладушки. Кое-что припас в кубышке. Да и много ли нам с Танечкой-то надо? Ей на лекарства да мне на бутылочку. Дело наше теперь пенсионное. А Вы, гляжу, уж и расчувствовались. Правильно вас тогда, в девяносто первом, завлабом не сделали. Не готовы были. Да и теперь глядите, не сгореть бы. Э, не надо бы говорить. Да больно коньяк хорош. Повиниться хочу.

– Повинились уже. Я же обещал прикрыть.

– Я и говорю, не по должности добренький. Помните, может, из института вас турнули?

– Ну?

– Так это я вас тогда сработал. Когда новое партбюро выбирали. И вы тогда едко так против Шишаева выступили.

– Действительно – выступал, – недоуменно припомнил Забелин. – Да какой из него парторг был бы? Он бы и на партбюро либретто свои писал.

– Так-то так. Только Мельгунов как раз его и проталкивал. Потому что зашатался Юрий Игнатьевич в тот момент, и нужна ему была в институте спина.

– Я в эти игрища посвящен не был. Не тот уровень.

– Опять правда. А того не знаете, что Юрий Игнатьевич меня перед собранием как раз и попросил с доверенными людишками переговорить, подсказать, за кого голосовать. А вы мало что не поддержали, так еще цицеронством своим чуть и вовсе планы его не порушили. Ну а я уж, извините великодушно, подал это соответственно… Потому что завлабом стать хотел. И рисковать шансом не мог. Я ведь так и рассчитал тогда: не станет Мельгунов, с его амбициями, объясняться. Вычеркнет вас, по своему обыкновению, и разотрет. Да и вы с тем еще петушиным гонорком были… Вот и выходит, что хоть вы все там из себя таланты, а развести вас умному человеку – делать нечего.

– Колоритная вы, оказывается, фигура, Александр Борисович.