Мужские игры

Керзон скосился, неохотно кивнул. Демонстративную сухость кандидата в президенты компенсировал бодрый бас слева – к Забелину приближался краснолицый Баландин. Сегодня полнокровный Юрий Павлович был особенно сильно пигментирован.

– Здорово, Палыч, друг старинный, же вуз ан при, бокал клико, – продекламировал Баландин отрывок из порнографического варианта «Евгения Онегина», который за давностью употребления давно уже путал с оригиналом. Поэтому когда на высоких тусовках он при случае сообщал, что знает наизусть «Евгения Онегина», то не больно-то рисковал, – кто додумается уточнить какого.

– И что? Портвешок на жаре помогает?

– Ништяк, – Баландин вальяжно потянулся. – Тут, главное, в нужной пропорции холодной минералочкой разбавить. И непременно чтоб «Святой источник». Святое дело святых напитков требует.

– Как сам?

– А чего мне? Где поставили, там и служим – кредитуем потихоньку. Размещаем банковские денежки. Дружку твоему Курдыгову на днях пролонгировали. Не надо бы – да надрывается мужик, поднимает промышленность. Не люди разве, чтобы не помочь?

Забелин сдержал улыбку – подобрала-таки чеченская диаспора ключик к горячему комсомольскому сердцу.

– Папа-то, похоже, совсем плох, – Баландин озабоченно нахмурился. – Как думаешь, выкарабкается?

Забелин пожал плечами.

– То-то и оно. Тебе хорошо. Из правления исключен. Теперь без права голоса, – позавидовал Баландин. – А тут такое махалово сейчас начнется. И главное – все непросто.

Взгляд его тоскливо метался меж Керзоном и Покровским. – Сигареткой угостите? – К ним подошла Файзулина. Следуя поветрию, введенному Второвым, она добросовестно пыталась бросить курить и перестала покупать сигареты. Теперь работники бухгалтерии ежедневно сбрасывались на лишнюю пачку. Файзулина затянулась, кивнула насмешливо на угол, где оживленно жестикулировал Покровский: – Как вам картина? Сталин, вспоминающий перед пионерами о последних уединенных мечтаниях с тяжелобольным Ильичом. Примеряется, сука. – Она глянула в лицо Забелина, не увидела достаточно живой реакции, что-то припомнила, насупилась и отошла.

Забелин горько про себя усмехнулся – похоже, водораздел меж присутствующими был проведен.

– Алексей Павлович, – к ним подошел охранник, – там вас сотрудник просит выйти. Говорит, очень срочно.

Забелин посмотрел на настенные часы: двадцать минут третьего, до истечения срока подачи заявки на аукцион оставалось два часа сорок минут. Должно быть, это Клыня. Прознал, что правление откладывается.

– Всё дела, – неохотно отпустил его Баландин, вслед за Забелиным глянув на часы, словно надеялся увидеть на циферблате ответ на мучившие его вопросы. Клыня дожидался в межэтажном эркере. На столике лежали два приготовленных конверта – побольше и поменьше, листок бумаги, ручка. При приближении руководителя он нервно вскочил.

– Вот узнал, что правление откладывается. Решил пораньше.

– Переживаешь? – заметил Забелин. – Так не каждый день аукционы. – Клыня утер пот большим платком. – Вдруг да где прокололись?

– Не дрейфь, Юра, пробьемся, – Забелин отодвинул лежащую ручку, вытащил свою. – Счастливая. Кивнув понимающе, Клыня отошел к лестнице. Забелин, готовый вывести задуманную цифру, задержался. Вчера перед сном он в последний раз разговаривал с Жуковичем. Тот звонил из ресторана, был шумен. По заверению Жуковича, «ФДН» хоть с аукциона и не снимается, но максимальная сумма, на которую собирается пойти, два миллиона рублей.

– И то, – заверил он, – это с огромным запасом. После того как заказчик ихний – «Балчуг» – отступился, у них остался единственный интерес – попробовать ухватить по дешевке у нас из-под носа, а потом нам же и перепродать. Информация точная и свежая. – Он сделал многозначительную паузу, одновременно намекающую и на источник, и на то, что доносящийся в трубку шум – это не какая-то богемная пьянка, а гул рабочего места, где, собственно, и бдит он, Жукович. – Хотя я бы все-таки чуть подстраховался, – добавил он. – Для полной, так сказать уверенности, накинь еще сто-двести тысяч. Может, даже до двух с половиной. Просто чтоб в голове не держать.

Забелин все мешкал. Вспомнил и горячий шепот подозрительного потомка железного Феликса: «Только не вздумай передовериться». Рисковать в самом деле не стоило. Внизу, у входной двери, возникло оживление – приехал Рублев. Следовало поторопиться. Поколебавшись, Забелин вывел «шесть миллионов». Подумав, добавил «пять тысяч». В конце концов, миллион долларов за сорок процентов – это невесть что. А там, глядишь, удастся второй компанией подешевле взять. Вложил листок в маленький конверт, заклеил языком, вложил в больший, заклеил и его, расписавшись в трех местах по линии склейки.