…И вот уж четыре часа продолжается расширенное заседание, которое сегодня вел председатель наблюдательного совета Рублев. Решался ключевой, по Ленину, вопрос – о власти. Страсти, поначалу приглушенные, кипели теперь вовсю. Выступали по второму, по третьему разу, говорили азартно, жестикулируя, стремясь не убедить, а вдолбить в прочих свою позицию. Водораздел образовался, как и слеловало ожидать, по линии Керзон – Покровский. Большинство «свежих выдвиженцев» активно выступали за кандидатуру Покровского. Ослабленные второвской опалой, но сохранившие влияние «чистые банкиры» стояли за Керзона. Причем главным аргументом и у той и у другой стороны сделался президент банка. Его цитировали, на него ссылались.
В общем усталом гвалте все чаще косились в сторону Забелина. Он единственный, внимательно, без выражения слушал, но так до сих пор не произнес ни слова.
Если, конечно, не считать Баландина. Через десять минут после начала расширенного правления он намекающе попросил у Рублева разрешения выйти на минутку. С тем и пропал.
Немногословен был и сам Рублев, утонувший в бурном потоке раздиравших его надвое слов. Старый проректор во всех стратегических вопросах привык полагаться на Второва, подпирая его своим авторитетом в критических ситуациях, подобных недавнему «правительственному бунту». И теперь, поставленный перед необходимостью самому принимать решение, колебался.
– А что у нас Алексей Павлович отмалчивается? – заметил он.
Похоже, Рублев озвучил общий вопрос – все разом смолкли, повернулись в одну сторону.
– Я, вообще-то, не член правления… – напомнил Забелин. Но, опережая сконфуженный жест Рублева, поднялся. – Выскажусь, конечно.
Он выдержал паузу. Добрую, тягучую паузу.
– Альтернатива, по-моему, ясна. Покровский больше инвестиционщик. Теоретик, – не удержался он. – Когда Второв выздоровеет, он, надо думать, вернется к сложным финансовым проектам и, наверное, сумеет еще раз взвесить все риски этого начинания. Но сейчас особенно важно, чтоб в отсутствие президента банк не расшатался. Нужна спокойная преемственность, которая обеспечит соблюдение прежнего, проверенного курса. В этой ситуации я, безусловно, высказываюсь за кандидатуру многолетнего заместителя Владимира Викторовича господина Керзона.Наступило молчание, оживленное у одних, подавленное у других. Никто больше не требовал слова. Произошел эффект, который Юрий Игнатьевич Мельгунов – большой мастер полемики – определил когда-то как энергию молчания.
– Что ж, логично. – Иван Васильевич, пожевывая губами, ерзающими движениями принялся облегченно выбираться из глубины кресла. – Будем подводить…
В этот момент дверь зала заседаний распахнулась, и в нее с прежней озабоченной стремительностью вошел Чугунов, держа в вытянутой руке сложенный вдвое лист. На листе этом сосредоточились все взгляды. И не напрасно.
– Телеграмма от Владимира Викторовича, – не доходя до Рублева, торжественно объявил Чугунов.
Рублев принял поднесенный лист, аккуратно разогнул и посреди щемящей тишины погрузился в чтение.
Напряжение не прервал даже внезапный тихий зуммер мобильного телефона.
Рублев отодвинул кресло, значительно поднялся.
– Владимир Викторович настаивает, чтобы обязанности президента банка в его отсутствие исполнял господин Покровский.
– Полный звездец, – раздался потрясенный голос. Как ни странно, его обладателем оказался обычно выдержанный Забелин, который таращился на верещащую в его руке трубку.
– Извините, я о другом. – Он увидел устремленные отовсюду взгляды. – Что вы сказали?
Рублев меж тем вернул телеграмму Чугунову: