– А действительно, есть такая буква. Будем ставить вопрос об отчислении.
– Уж сразу об отчислении! Больно строг. Это что ж такое надо было наворотить?
– «Нагрела» банк на двести тысяч баксов.
– Что значит «нагрела»? Кредит возвращен полностью, проценты получены. Тут о поощрении вопрос бы поставить. – В Баландине пробурилась внезапная информированность. – Хотели поощрять. Всю группу. Поработали-то и впрямь на славу: мы ж из этого должника цента без нажима не вынули. Ребята в поисках его имущества по всей стране мотались. Описывали всё, что находили. В одних судебных исполнителей кварту влили. Но главный козырь – это уж когда прихватили его вертолет. Тут-то он на цырлах приполз – дескать, чего-то мы с вами друг друга недопоняли. Сколь еще желаете? И откуда только деньги у бедолаги взялись? Вмиг кредит и проценты закрыл.
– Я ж и говорю – «поощрять».
– Да вот незадача. Двести тысяч штрафа за ним осталось. И вдруг является на аэродром, предъявляет изъятые летные документы и справку из банка, что кредит закрыт и претензий не имеется, садится в вертолет – и делает нам всем ручкой. А теперь догадайся с трех раз, кто ему отдал документы и подписал справку.
– Да, есть еще недоработки. Но ведь никто не доказал, что это сделано из корысти. Напутала девка, с кем не бывает? – Баландин слегка смешался под пристальным взглядом Забелина. – Ну, заме… выговор даже, строгость тоже нелишней будет. Пусть вдумается, осознает.
– Ты-то чего хлопочешь? – От извечных баландинских заходов Забелин слегка притомился.
– Исключительно во имя заботы о кадрах! – бодро пробасил Баландин, кивнув мелькнувшему Чугунову. Дождался, пока Чугунов удалился. – И потом… дрючу я ее немножко. Понимаешь, Палыч, так случилось.
– Кто бы мог подумать! – съехидничал Забелин. – Ты мне только ответь – до того или после того? В том смысле, что чувствительная твоя натура в банке известна, и не прыгнула ли она к тебе в постель как в шлюпку.
– Нетонкий ты, Палыч, человек. До, после… Я ж тебя не спрашиваю, с чего бы у тебя в приемной телка эта грудастая завелась. Яна, кажется? – Это совсем не то, о чем ты подумал.
– А если не то, зачем же у нее грудь четвертого размера? – не поверил Баландин. – А впрочем, не сужу. Тут другое важно. Что твое, то твое, – я никогда не сунусь. Понадобится тебе чего для этой Яны, всегда подмогну. И на тебя в том же рассчитываю. Не будем же мы с тобой выяснять отношения из-за каких-то профурсеток. Слава богу, есть у нас вопросы и поважнее. А ты знаешь, если чего поддержать, так я всегда – кремень.
– Вот кремни-то нам сегодня и понадобятся, – в разговор вмешался Александр Михайлович Савин, вице-президент, отвечающий за стратегическое прогнозирование рынка. Забелин давно уж посматривал, как снует он меж членами правления, и знал, с чем снует. Знал, конечно, и Баландин, на глазах поскучневший.
– Я не буду вам мешать, дорогие Палычи, – Савин успокоительно выставил перед собой ладони. – Только напомнить, о чём договаривались. Значит, я на правлении выступлю первым и изложу президенту наши претензии. Но чтоб остальные тут же поддержали. Ну доколь, в самом деле, будем глядеть, как какой-то всезнайка-скороспелка пытается за полгода поломать всё, что мы с вами восемь лет склеивали. Он неприязненно скосился на дверь с табличкой «Первый вице-президент проф. Покровский В.В.». – Так что, договорились?
– Не мельтеши, Михалыч, – пробурчал Баландин. – Трижды уж говорено. Чего опять накачиваешь?
Савин еще поколебался, кивнул неловко и отошел.
– Так что скажешь, Палыч? – Баландин вернулся к прерванному разговору.
– Я не один решаю.
– Только тюльку не гони. Ты на кредитном комитете, что Папа на правлении, – никто против тебя не пойдет.
– Да потому и не идут, что знают – по совести решаем. Палыч! Она элементарная взяточница. Вчера от Снежко узнал, что ей в собственном филиале обструкцию объявили. И как ты себе представляешь?…