Мужские игры

Девятый, восьмой, седьмой этажи, – всё те же следы преуспевания, быть может, чуть более застенчивого, – двери металлические, ковролин. Арендаторы!

И только на шестом сердце Забелина ёкнуло – повеяло гниловатым запахом Родины. Здесь начинался прежний, до боли знакомый институт с его облупленными, поносного цвета стенами и скрипящими полами, с распахнутыми разболтанными дверями. Как и прежде, всё вокруг кипело деловитостью. Озабоченно сновали сотрудники в потертых синих халатах, у подоконников, уставленных стеклянными банками, деловито курили и о чем-то ожесточенно, задиристо спорили. Забелин не решился бы, пожалуй, на пари утверждать, о чём беседуют они, зато безошибочно мог бы определить, о чём не говорят. О том же, о чём не говорили здесь семь лет назад, – о работе.

Тех немногих, что её двигали и двигают теперь, в коридорах и курилках увидишь нечасто.

Он проталкивался среди озабоченных людей, пытаясь отыскать прежних знакомых и, к разочарованию своему, не находил, – похоже, за эти годы институт действительно обновился полностью. Остались лишь, если верить Максу, всё те же неунывающие, непотопляемые старики.

– Лёшка, ты? – Забелин быстро, замирая от предчувствия, обернулся. Перед ним стоял стеснительно улыбающийся старый институтский приятель. – Как поживаешь, дружище? – Забелин мучительно вспоминал его фамилию. – Куда пропал? За столько лет ни разу не позвонил. – Да всё как-то некогда.

– Семья как? Люда?

– Люба её зовут. Сейчас лучше.

– Как исследования?

– Вожусь по чуть-чуть.

– Завидую. А я вот ушёл – как отрубил. Сначала опыты какие-то во сне ставил, а потом, как с ушами влез, то – ничего. И сны кончились.

– У вас, у банкиров, свои заботы, – снисходительно посочувствовал тот.

– Алексей Павлович! – к ним спешил Максим. – Шпионишь, где ни попадя, лахудра. Гоняйся за тобой по этажам. Но от старика Макса еще никто не уходил.

Как обычно, игнорируя окружающих, он обхватил Забелина за плечи. – А, и ты здесь, завлаб! Вовремя попался. Не забыл, что к завтрашнему дню обещал закончить?

– Да, да, конечно. Еще увидимся как-нибудь, – приятель, фамилию которого Забелин так и не вспомнил, пожал ему руку и поспешно удалился, – подальше от начальства.

– Ты что, опешил? Или – головокружение от успехов? – Забелин недобро пригляделся. – Мы ж с ним в соседних кабинетах…

– Нет больше ни Васек, ни Дусек. И нет Максиков. Чему-чему, а этому меня американы обучили. Если хотим достичь цели, с дисциплины начинать придётся.

Жужжение, разорванное появлением заместителя директора, начало нарастать. Но тут Флоровский остановился посреди коридора и негромко, вроде для собеседника, но другим, идущим вовне голосом произнёс:

– Ничто, как видишь, не меняется. Не надо даже труда, чтоб сформировать резерв на сокращение. Все бездельники налицо.

Они ещё не дошли до лифта, как жужжание стихло. Обернувшийся Забелин обнаружил совершенно очистившийся коридор.

– Не стоит обольщаться, – Максим пропустил друга вперед. – Через десяток минут статус– кво восстановится. Бездельник – он неистребим и непотопляем.