– А вот это ерунда! – без паузы отрубил Жукович. – Вот всякий себя знатоком спешит обозначить, чтоб другого, значит, мордой повозить. Черта наша расейская! Да какой иностранец пойдет на наш рынок за жалкими сорока процентами? Меньше чем пятьдесят один никто не заказывает.
– И это тоже правда, – охотно, радуясь возможности поддержать Жуковича, подтвердила девочка. Будто ненароком она примирительно коснулась жилистого запястья.
– С организаторами аукциона хотя бы контакт установлен? – хмуро уточнил Забелин.
– Обижаешь, Алексей Павлович! – Жукович приободрился. – Меня на него чувачок один из Антимонопольного комитета вывел. Уж с неделю корешкуем. В последние два дня и вовсе из кабаков не вылезаем. Так что теперь он в нашем интересе. Могу смету представить.
В это как раз можно было поверить – по части налаживания неформальных контактов шумный Жукович мало знал себе равных. Разве что Баландин. Но тот, лоббист-реактивщик, работал на другом, куда более высоком эшелоне.
– Смета твоя – в результате.
– Так давно все продумано. Стало быть, на аукцион идем двумя компаниями – «Лэнд» и вторая – как ее? Да, «Профит».
– Зачем деньги за две компании вносить, если уж «ФДН» этот заявился? – не понял Подлесный. – Раз две компании есть, стало быть, аукцион состоялся.
– Уберите от меня тупого! – немедленно потребовал Жукович. Тут же изобразил извиняющийся жест в сторону Забелина.
– Это все технология. Как во всяком деле, – мягко объяснила Юля. – Снимать вторую компанию никак нельзя. Во-первых, тот же «ФДН» может отказаться в последнюю минуту и тем аукцион все-таки сорвать. Но главное – по правилам, если выигравшая компания отказывается платить, то победителем будет объявлена вторая по сумме. Поэтому техника здесь известна – заявляются две суммы с разрывом. Первая – с очень большим запасом, чтоб наверняка выиграть. А вторая – умеренно. И если наши компании первое-второе место занимают, то первая, понятно, снимается, а заплатит та, что заказала поменьше.
– Понял. – Подлесный энергично кивнул. – Так какие суммы заявляем?
– Суммы. Эва тебе чего надо, – Жукович опять начал заниматься жаром.
– Нет, нет, Вячеслав Иванович, – не давая заново вспыхнуть скандалу, вмешалась Юля. – Сумму заявки, кроме Алексея Павловича, никто знать не должен. Даже мы. Это – тайное из тайных.
– Хоть одна толкушка, – примирился с ней Жукович. – В общем, я в последний день порекомендую. Покручусь еще и выдам. В яблочко! Но цифру в конверт ты, Алексей, сам прямо в день аукциона впишешь. А я уж лично отвезу. И положу как раз за пятнадцать минут до срока. Чтоб ни одна… простите, мэм, зараза, даже если б чего пронюхала, но свой конверт подменить не успела.
– Вот что, тонкий художник, – объявил Забелин. – Завтра все это изложишь на бумаге. Сам не умеешь – Клыню посади. Он, похоже, поорганизованней. На концепции должна быть согласующая виза Лагацкой и Подлесного. Да, Подлесного! – Забелин подошел к зазвонившему телефону. – И имейте в виду вы, оба-два последыша режима, – если сорвете аукцион, обоих отсюда так вы…звездну, что мало не покажется. Да, слушаю… Кого?.. Юля, это почему-то вас. Он удивленно протянул трубку.
– Ой, да, – Юля вскочила, – извините, что я дала… Там срочно… – Я слушаю, – при общем молчании произнесла она. – Да, да! Результаты. Да? Да?! Нет?! Вы правду говорите, его нет? Господи! Спасибо же вам! Миленькая вы моя…
– Алексей Павлович, я-то здесь при чем? – начал было тихонько Подлесный, но замолчал.
Лицо Юли, обычно замкнутое, даже когда она шутила, а сразу после звонка помертвевшее, вдруг расцвело, глаза, всегда нерадостно заглядывающие внутрь себя, лучились восторгом. И сколько же света прорвалось в ней – будто плотные шторы сорвали. Она положила трубку, посмотрела на остальных, оценила увиденное и засмеялась. Захватывающий смех рассыпался по комнате и овладел остальными.
– Его там нет, – то и дело, всхлипывая от колик, повторяла она, не в силах остановиться.
И вслед за ней, ничего не понимая, зашлись в хохоте трое взрослых мужчин.