– Какой есть. Вы-то чистенькие да умненькие разлетелись. А он, плохонький да неказистый, уж два года тянет.
– Тянет – это точно. Ладно, общность интересов я еще с грехом пополам могу переварить. Но на кой черт в постель к нему лезть было?! – бухнул Забелин.
Ресницы Наташи вздрогнули, и глаза начали расширяться, будто от атропина.
– Да как ты?.. – Но, приглядевшись к сконфуженному лицу Забелина, сникла. – Ну, вот и все, – пробормотала она. – За что боролись, на то и напоролись. И кто поделился?
– Считай, сам дошел.
Она промолчала, склонившись.
– Максим, он тоже?..
– Нет. Да и не должен. Согласна? Ты уж прости подлеца за бестактность. Но, как узнал, до того обидно стало. Такая гордячка была. А тут – плоскодонке какой-то.
– О! Еще один Флоровский на мою голову. Много времени утекло с тех пор. И не так лет, как событий. Ты ведь уж не застал, как это по три месяца с ребенком без копеечной зарплаты. Поначалу все диковинными ожиданиями жили, что государство встрепенется, поймет, какие мы незаменимые. Юрий Игнатьевич Чапаем по Москве летал: то в министерство, то в Академию наук. Планов-то у него громадье было. И так, видно, всех достал, что решили от нас отвязаться, – объявили об акционировании. Вроде как по просьбам трудящихся. То-то радости, то-то ликования было! Друг другу только что не «сэр». Как же – собственниками стали. Любимые словечки – «приватизация», «компаньоны». А на поверку ни что это, ни что с этим делать, никто не знал. Тут Петраков и появился. Он один что-то делал. Один среди всех! Ему помощь была нужна. Да и мне – так устала – хотелось хоть к какому-то плечу прислониться.
– Прислонилась.
– Не тебе судить! – вспыхнула в ней прежняя Наталья. – Я в отличие от тебя да дружка твоего сладкоречивого никого не сдала. Ни-ко-го! Да что в самом деле? Вы-то вон, выпендрюжники, оба в этих «бабках». Как вы их там заработали – тоже, должно быть, та еще песня. Так какое у вас право брезговать мной за желание хоть какой-то резерв в этой жизни иметь? Ведь до позапрошлого года за границей не была. А тут… Египет, Анталия. Сын хоть от бронхита избавляться начал.
– А институт?! Или не знала, что Петраков твой его задарма слить готовится? Только не говори, что нет.
– Нет! Наоборот, может, потому и… сблизилась, что у него у единственного хоть какая-то идея была – собрать большой пакет акций и продать по большой цене крупной компании. Во-первых, чтобы возобновить финансирование исследований. Заплатить сотрудникам. И потом, он считал, что один крупный владелец, если уж заплатит, так станет наводить порядок. Не мы одни. Вся страна так считала. Вот и расторговались. Конечно, и сама заработать хотела, чего там?
– Ну и как, продали с выгодой?
Наталья поникла:
– Я отказалась регистрировать сделку по продаже акций. Когда увидела смехотворную цену, отказалась.
– Вот как? И что было дальше?
– Да на этом всё, собственно. Саша… Петраков настаивает. Объясняет, что это какая-то схема, минимизация каких-то налогов. Еще что-то такое. А я… не верю уже ничему. Полагаю, поначалу он и впрямь как для всех лучше хотел. А потом то ли не смог, то ли изуверился. Да и деньги шальные закрутились… Чего разглядываешь? И мне перепадало. Такая вот Дануся получилась. Сказать – сколько?
– Скажи лучше, как вы вообще скупку ухитрились организовать в такой тайне? Что никто ничего?
– Не узнали, потому что не хотели. – Наталья отвечала, но все больше погружалась в свои, пугающие ее размышления. – Мельгунову я сказала – есть возможность поощрить увольняющихся через схему залога акций. Ну, Юрий Игнатьевич – он же стратег, в детали не вникает. Считает, да и правильно, что отпущенного ему времени едва хватит на науку. В общем, махнул, как всегда, – «Комсомольцы, вперед!» – и забыл. А скупали у тех, кого сокращали. Для них это было как выходное пособие. Просто люди при увольнении получали деньги и что-то подписывали. Никто и не разбирался. А поскольку сокращали по подразделениям, то и утечки практически не было.
ebooksa