– Так это все шантаж! Завербовать меня решил. Я, мол, ничего не скажу Максиму, а ты за это будешь доносить. Потом, наверное, и на Макса надо будет стучать. Как это называется? Держать на крючке? Так вот запомни: от Саши, – она теперь с аппетитом, не убавляя голоса, назвала Петракова по имени, – я видела только хорошее. Деликатнейший, в отличие от вас, горлопанов, человек. Голоса ни на кого не повысил. И если даже… не поддержу его, то честно, в глаза! Потому что любит он меня. Ты-то, импотент нравственный, и забыл, что это такое значит. И платить за это дешевкой… Да за кого ты меня принимаешь?
– Сядь, дуреха! – Забелин дернул Наталью так, что она рухнула на скамью.
К их разговору прислушивались на соседней скамейке – две броско одетые девушки в распахнутых кожаных плащах.
– Совсем страну детективами запоганили! Я с ней, как с другом. Мог бы – сам сделал. Сказано же – Петраков твой сливает институт. Всех наших с любовью сли-ва-ет! Между прочим, при твоем содействии. И что на самом деле аморально – остаться чистенькой и дать возможность выкинуть всех на улицу или помочь этому же добытчику не сесть в тюрьму? Потому как если я даже институт и не сумею отбить, но уж на нары – это я ему обеспечу! Прокуратура любит, когда ей доказательства как нарезанные деликатесы преподносят. Посажу! За всех, кого сдаст с твоей помощью!
– Почему на улицу?
– А ты и впрямь решила, будто «Балчуг» за бесценок институт скупает, чтоб науку двигать? Здание ему нужно, на котором заработать можно. А всех остальных живо повыкидывают. И Петраков твой тишайший свой выбор сделал.
– И что ты, наконец, от меня хочешь?
– То единственное, что, кроме тебя, никто не сделает. – Деланное Забелинское безразличие улетучилось. – Петраков должен принести договоры тебе. И он принесет, потому что «Балчугу» тоже позарез нужно их зарегистрировать. Пока не зарегистрируют, не смогут ими голосовать. А в твоем кабинете с ним встретятся мои люди.
– Да ты с ума сбрендил, Забелин!
– Никакого смертоубийства. Самое страшное – отберут и при тебе порвут договоры. А скорее деликатненько предъявят доказательства его хищений и сам все отдаст. Главное, чтобы принес.
– Это всё?
– Почти. Дальше техника. Все эти же договоры перепишем на ваш «Лэнд». Само собой, как ты и хочешь, по цене кредита.
– А если он договоры вернет, то как с тем, что… ну, украл как бы?
– Покрою. Договоры эти – его индульгенция.
Слишком легко и охотно это у него вырвалось. Усмехнувшись, Наталья поднялась, потянулась, демонстрируя все еще изящные очертания.
– Ладно, пойду. Спасибо, Алексей Павлович, за приятную прогулку и за разговор доверительный. А вы, оказывается, гибким стали.
– Это уж как дело потребует. Но запомни: ни об этом, ни о том, что за вами «Возрождение», никто знать не должен, – поспешно, с тревогой удерживая ее, напомнил Забелин.
– А какую мне кличку положим?
– То есть?..
– У агента обязательно должна быть кличка, чтоб его не спалить. Давай так: ты – «бугор», я – «регистр».