– Ты прав. Афруза твоя, и ты можешь делать с ней все, что пожелаешь. И пей чай, хороший чай, а то он уже остывает.
Несар взял пиалу, сделал глоток.
– Действительно превосходный чай.
– Как чувствуют себя пленники?
– Ниврай держится достойно, но заметно, как он мучается из-за того, что рядом страдает его семья. Младшая дочь постоянно плачет, Ламис успокаивает ее.
– А у Ниврая старшая дочь ничего, не заметил? И молода.
– Гульру? Ей четырнадцать лет, но она уже сформировалась как женщина. Грудь небольшая, упругая, фигура красивая, а к чему вы завели этот разговор?
– Да вот думаю, не оставить ли ее в наложницах?
– Мне кажется, этого не следует делать. Я уже оповестил всех, что на казнь будут выведены Ниврай, его жена и три дочери.
– Но переспать с ней мне никто не помешает.
– Если вам нужен совет, то я считаю, что не надо трогать Гульру.
– Тебе жаль ее?
– Мне никого не жаль, саиб, – хмыкнул Несар. – Я не знаю, что такое жалость, просто подхожу к вопросу прагматично. Ночь с Гульру отразится на ней. Не исключено, что девушка не выдержит ее, мы часто теряем голову, когда чувствуем кровь таких молодых самок. И тогда казнь будет смазана. Тем более у вас есть Аиша и с десяток других женщин.
– Ты прав. Я не сдержался бы и убил эту сучку из рода Ниврай. Ты напомнил мне об Аише. Пожалуй, пойду-ка немного расслаблюсь с ней. А ты, Муса, продолжай отслеживать обстановку.
– Слушаюсь, господин!
Джемал увел Аишу в спальню. Помощник связался по спутниковой станции с командиром группы наблюдателей за ущельем, отходящим от северного афганского селения Кунбад:
– Харун! Муса!
– На связи.
– Доложи обстановку.
– Русские продолжают продвигаться к перевалу. Идут осторожно, но по построению и тому, как перемещаются, видно, что это спецназ.