Побег

Днем он помогал Елене по хозяйству, они много разговаривали, а ночью она снова пришла к нему и снова заставила его забыть обо всем на свете.

Елена сразу поняла, что больной, которого они с дедом нашли в лесу, – беглый заключенный. Но страха к нему она почему-то не испытывала, может, потому, что он был слабый и беспомощный. А может, потому, что он как-то сразу пробудил в ней давно уснувший женский инстинкт – желание, похоть. Он был красив, обаятелен, но главное – представлялся ей квинтэссенцией мужской силы и упрямой воли. Это в нем ей и нравилось. И странное дело: как только она в первый раз увидела его сильное голое тело – мускулистую грудь с голубой наколкой, бицепсы на руках, подтянутый живот с курчавым лесом в паху, из которого дерзко виднелся мощный ствол, – ею сразу овладела неодолимая страсть.

Она давно уже не была с мужчиной. Очень давно. И в первую ночь, проведенную с Владиславом, боялась собственной робости, стыда, предчувствия боли. Но все случилось так естественно, нежно, романтично даже, что она окончательно растаяла.

И в эту ночь, впервые оставшись в доме вдвоем с Владиславом, без Потапа, Елена совсем осмелела. Придя к нему в постель и улегшись рядом с ним, она ощутила прилив возбуждения. Владислав обнял ее сзади, сильно прижав к себе. Его ладони легли на соски ее высоких грудей. Она с содроганием и волнением ощутила, как больно уперся ей в зад крепкий длинный член…

Владик поначалу трогал Елену с осторожностью, словно боялся причинить ей боль. Потом раздвинул створки влагалища и мягко ввел пальцы в горячий влажный колодец.

– Нравится? – прошептал Владислав.

– Да-а, – едва слышно ответила Елена, морщась от обуявшего ее возбуждения. – Глубже, еще глубже!

– Я хочу тебя! Сразу! – Владислав хрипловатым шепотом заставил ее трепетать еще сильнее. Он погрузил пальцы до отказа и стал медленно вращать, проводя ими по упругим влажным стенкам влагалища. – Сейчас тебе будет сладко, милая, очень сладко. Ты почувствуешь такое наслаждение, что забудешь обо всем!

Елена лишь постанывала – сначала тихо, потом все громче и громче. Владислав повернул ее лицом к себе. Елена без сопротивления легла на спину. Он оказался сверху, и тут же она почувствовала, как в нее вошло что-то огромное, теплое и упругое, проникая все глубже и глубже, грозя пронзить ее насквозь, разорвать все внутренности. Ей стало больно, хотя эта боль тотчас же переросла в острое мучительное удовольствие.

Она улыбнулась. А еще через минуту ощутила, как накатывает волна оргазма, грозя поглотить ее, завертеть в бешеной круговерти, ослепить, свести с ума… Ее тело оторвалось от земли, голова закружилась, затуманилась, и она – поплыла… Елена ничего не чувствовала – только щемящую сладкую бурю восторга, которая прожила каждую клеточку ее естества. Она закричала. Истошно, дико.

Когда волна оргазма отхлынула, все ее тело дрожало мелкой дрожью, она не чувствовала ни рук, ни ног. Ей стало вдруг так легко, точно она обратилась в облако. На глаза наворачивались слезы. И в этот миг она ощутила, как в нее снизу снова вонзился горячий и мощный ствол, начал быстро-быстро ходить в ней, раскаляя ее и без того пылающее влагалище. Она застонала, сжимая зубы от вновь нахлынувшего удовольствия. Член Владислава еще несколько раз глубоко врубился в ее недра и вдруг резко расширился, задрожал и выстрелил мощным залпом. И еще раз. И еще…

Владислав тоже застонал и, испытывая могучий оргазм, крепко сжал ее плечи, навалившись на нее всем весом. А Елена с восторгом ощущала эту тяжесть и вдыхала исходящий от сильного мужского тела горьковатый запах пота, смешанный с тяжелым ароматом секса…

Потап прибыл в Северопечерск после обеда. Кобылу с телегой он оставил на рыночной площади под надзор бабки Дарьи, которая обычно торговала его картошкой и капустой. Сам же дед отправился прямиком на почту и заказал два разговора – с Петербургом и с Москвой. Первым дали Петербург.

Потап плотно затворил дверь переговорной будки, снял трубку и тихо пробормотал:

– Слушаю!

На другом конце провода раздался недовольный мужской голос. Его, видно, разбудил междугородний звонок.

– Привет тебе, мил человек, от Муллы, – с места в карьер начал Потап. – Жив-живехонек, все в тех же краях… Просьбица у него к тебе имеется. Надо одного хорошего человека пригреть. А когда сможешь? Ну ладно, в пятницу стало быть. А сегодня у нас… воскресенье. Погодит, куда же ему деваться… Ага! Ну, благослови тебя Бог…

Довольный Потап вышел из будки. Здесь все сложилось как нельзя удачно. И человек оказался на месте, и крыша была обеспечена.

Соединения с Москвой пришлось ждать почти два часа. Но Потап терпеливо сидел на продавленном стуле у телефонной будки, раскланивался с посетителями почты – их всех он хорошо знал – кроме самых молодых, многих из которых он крестил при рождении, но которые деда не признавали за давностью лет.

Наконец телефонистка крикнула: