– Мне тоже так показалось, – не стал лукавить Ангел. – А если это действительно так, тогда за всеми этими отстрелами стоит сам губернатор или кто-то близкий к нему. Уж слишком все хорошо организовано. Дилетантами здесь и не пахнет.
– Мне бы хотелось знать, на чем их всех можно зацепить? Пара козырей в рукаве явно не помешает. Мне совсем не верится, что всю свою жизнь эти люди прожили праведниками. Должен быть в биографии любого из них какой-то скандал! Чтобы заползти наверх, им наверняка пришлось многим людям выкручивать руки, кланяться, подставлять других, приводить начальству баб. Где-то должны были проколоться, – заключил Резван.
Ангел поморщился:
– Что же ты от нас хочешь? Видеокассету, как прокурор области охаживает в бане шестнадцатилетнего пидора? Или как генеральный директор совращает малолетних? А может, неопровержимые доказательства того, что вице-мэр Санкт-Петербурга ездил в Ялту на всероссийское сборище пидорасов, а губернатор вдруг оказался педофилом?
Воры сдержанно улыбнулись – Ангел был умелый полемист и порой для своих аргументов находил такие выразительные образы, что его находчивости наверняка позавидовали бы даже древнегреческие ораторы.
– Колонуть-то, конечно, можно, – наконец произнес Ефимович. – Я попытаюсь придумать что-нибудь. Конечно, не обещаю, но, может, что и выйдет. Здесь придется ходить по бритве. Одно дело, когда ищешь компру на директора бани, и совсем другое, когда нужно засветить губернатора и его людей.
– Когда аукцион? – спросил Резван.
Ефимович печально улыбнулся:
– Через десять дней.
– Имена посредников известны? – продолжал допытываться кавказец. – Ведь на хозяина можно выйти через них.
Ангел отрицательно покачал головой:
– Их держат в строжайшей тайне. Подозреваю, что их имена не знают даже генеральные директора. Все это замыкается где-то в Кремле.
Ефимович посмотрел на перстень-печатку. Человек, несколько лет назад передавший ему этот перстень, рассказывал, что он принадлежал известнейшему римскому императору Максимиану. Для воров перстни такая же обязательная атрибутика, как наколки, золотая цепь и клятва на сходняке. Ношение перстня нужно было заслужить, не каждому полагалось носить его, и право на такую привилегию могла выдать только верховная власть – сходняк. Перстень свидетельствовал о том, что законник прикован к своим воровским обязанностям навек и освободить его от них может только смерть. Перстень на безымянном пальце Ефимовича указывал на то, что он принадлежит к высшей воровской знати и его обладатель входит в число самых доверенных лиц сходняка. В руках у него находился ключик, который распахивал двери даже самых высоких кабинетов. Ефимович покрутил перстень, и отблеск огня упал на идеальную грань сапфира, которая мгновенно вспыхнула множеством мельчайших огоньков, и один из отблесков, синеватый, совсем крошечный, упал на лицо держателя кассы. Казначей общака понимал, что сильно рискует, взяв у этих очень серьезных людей деньги и вложив их в не очень надежное дело. Они спросят именно с него, если все сорвется. Шевалье – мелочь, он только понтует, а дела не знает. Но вор в законе должен рисковать. Должен и держать ответ за свой риск. Ефимович негромко вздохнул.
– Мой совет таков, – твердый немигающий взгляд старого законника остановился на переносице Ангела, и тот невольно поежился от этого тяжелого взора. Точно такими же глазами волкодав бросает вызов хозяину леса. – Нужно идти до конца!
– Я согласен, – произнес Резван.
– Мнэ нэчэго отступать, – грустно улыбнулся Джамал.
– Другого выхода я просто не вижу, – высказался Ангел.
– Значит, решено. Вижу, что других мнений нет, – удовлетворенно кивнул казначей. – А теперь позвольте, друзья, оставить вас. Знаете ли, в это время я всегда совершаю прогулки со своей маленькой девочкой Вестой. Не удивляйтесь, я отношусь к тем консерваторам, которые не изменяют своим старым привязанностям. Эта сучка шарпей очень ласковая. Если желаете, я могу вас познакомить. Веста, иди сюда, моя девочка!
Дверь слегка приоткрылась, и, сильно косолапя, в комнату вошла огромная гладкошерстная собака, брылы которой свисали чуть ли не до пола.
– Сейчас мы с тобой погуляем, – потрепал старик сучку по холке. – Ты уж только не обмочи мне ковры, а то они стоят очень больших денег.