Я убил Мэрилин Монро

22
18
20
22
24
26
28
30

– Конечно, – согласилась Наоми. – В Нью-Йорк недавно эмигрировала группа галицийских евреев. Это ужасная публика. – Миссис Кроцки подтвердила:

– Я давно знала: хуже галицийского еврея может быть только гой. – и тут же сделала мне комплимент: – Антони, к тебе это не относится, ты наш гой. – Когда я собрался уходить, Наоми сказала:

– Мне тоже пора домой. Антони, я подвезу вас к вашему дому. На улице дождь. – У нее был шевроле последнего выпуска. Действительно дождь усилился. Машина плавно тронулась. Наоми сказала:

– Вы можете подумать, что мама иногда бестактна. Это потому что она никогда не бывала в обществе, никуда не выезжала, всегда дома.

– В нашей синагоге она всех знает и даже очень хорошо со всеми общается.

– Это для нее единственное общество.

– Наоми, а вы часто ее навещаете?

– Часто. За ней нужно следить, от прислуги она отказывается.

– Значит, у меня есть возможность еще раз встретиться с вами, – сказал я, машинально поддерживая знакомство, как и со всеми женщинами. Вероятно, она приняла это за чистую монету, сказала несколько смущенно:

– Завтра я должна быть в своем офисе, я веду дела, пока муж болен. Через два дня я опять приеду.

– Мой дом в следующем квартале – напомнил я. Дождь усилился, сверкнула молния. Наоми остановила машину у моего дома.

– Гроза, – сказала она. – Значит, ливень скоро кончится. У вас нет ни зонтика, ни плаща. Я могу подождать немного.

– Спасибо, – сказал я и обнял ее за плечи. Она повернула ко мне лицо. В ее зеленых глазах был испуг, а плечи напряглись. Я слегка прижал ее к себе, она отстранилась, непроизвольно упершись рукой в мое колено, а поскольку я был в шортах, мои колени были голыми. Она тут же отдернула руку, а я еще теснее прижал ее к себе. Тут ее тело обмякло, она уже никак не сопротивлялась. Мягко постукивали дворники, сгоняя струи воды с ветрового стекла. В темноте я не видел выражения ее лица, только светились ее зеленые глаза. Я поцеловал ее, она сказала тихим голосом:

– Ливень кончился. – Действительно, ливень сменился мелким дождем. Я сказал:

– Спасибо. До встречи, – и вышел из машины. Следовало подняться на третий этаж до своей квартиры и переодеться, но я в испачканных рабочих мокрых шортах остановился на втором этаже у квартиры Розы, позвонил. Роза была дома.

С утра я позвонил Глории. Никто не снимал трубки. Она сказала, что два дня будет очень занята. Чем? И где? Она сказала, что у нее сейчас нет любовника. Я не в счет. Она назвала меня Уильямом – во время секса. А после утром не называла меня никаким именем. Она узнала меня. Она – единственная персона, которая знает, кто я. Она познакомила меня со своей театральной приятельницей Эмелдой, которая судя по ее похотливому взгляду сразу меня запомнила. Конечно, Глория не будет посвящать в свои личные дела эту ярко накрашенную женщину. Но у Глории наверняка большой круг знакомых, среди которых могут быть и близкие ей люди, с которыми она может поделиться своими сомнениями относительно меня. Я теперь знал, где она живет. Можно было поехать к ней. Но стоит ли? Не лучше ли прекратить это опасное знакомство? В синагогу я шел боковой улочкой, застроенной частными домами. Кто-то меня окликнул из-за забора. Это был дом мясника Шломо. Я уже знал его, он был прихожанином моей синагоги.

– Антони, вы когда кончаете работу? – спросил он из-за забора.

– Через три часа, – ответил я, подходя к забору.

– Антони, вы не можете помочь мне сегодня развезти заказы?

– Могу.