Поход на пенсию

22
18
20
22
24
26
28
30

Официантка принесла заказ: коньяк, салаты, гарнир. Олег разлил коньяк по рюмкам.

— Что это? — спросил Лихой, рассматривая бутылку.

— Хэнэсси, — отозвался Олег. — Рекомендую…

Черкасов непроизвольно улыбнулся — зарплаты генерала хватило бы только на триста грамм этого коньяка. Лихой почувствовал какой–то подвох, но промолчал.

После первой разговор пошел, постепенно перетекая в другое русло. После третьей стали вспоминать своих общих знакомых и друзей по службе в армии.

— Вот в Афганистане я знал, что за моей спиной стоит огромное и сильное государство, — с горечью говорил Олег. — Я воевал и считал себя защищенным. Правда, это я понял намного позже. В Таджикистане, в Чечне…

— В Чечне… — сказал Эдуард. — Я стоял намного выше тебя и по своему положению видел немного больше, чем ты, командир отряда. Ты знаешь, Олег, я даже завидовал тебе, когда ты ушел из армии. После того, как ты взял архивы, и как с ними обошлось наше руководство, я тоже имел дикое желание уволиться…

— Не уволился потому, что стал генералом? — спросил Жуков.

— Наверное, да. Ты же знаешь, любой офицер видит себя генералом. Особенно выходец из спецназа. А после взятия архивов, когда со всей очевидностью для меня вскрылась позиция высшего руководства к этой войне, меня вызвали в Генштаб и долго беседовали. Как я понял, меня проверяли, как я отношусь к своему руководству, после бездарного уничтожения архивов и еще много чего. Они прекрасно понимали, что я имею гораздо больше причастия к этим архивам, нежели это было выявлено военной прокуратурой. В итоге предложили генеральскую должность.

— За молчание? — спросил Олег.

— Вроде как. Ты будешь меня винить?

— Почему? Нисколько, — покачал головой Олег. — Ты выбрал свою дорогу в жизни, я выбрал свою. Я тоже хотел стать генералом. И я бы им стал, если бы не предательство по отношению к армии на уровне высшего руководства страны — помнишь ублюдство премьера: «Шамиль Басаев, говорите громче, вас плохо слышно…». Обвалили тогда самое главное — принцип неотвратимости наказания. Мне кажется, мы еще пожнем плоды того обвала. Война на Кавказе еще даст о себе знать…

Все трое молча уставились в свои пустые рюмки. Олег налил еще.

— Я давно хотел тебе сказать, — Лихой поднял свою рюмку на уровень глаз, рассматривая налитый коньяк. — Полгода назад в Первомайском погиб мой бывший заместитель по разведотделу Саша Стыцина.

Олег его помнил. Перед самым убытием отряда из Чечни полковник Стыцина возглавил разведку 58‑й армии, которая тогда только создавалась.

— Как это получилось? Полковники в атаки не ходят…

— А ему пришлось. Погиб в момент прорыва отряда Салмана Радуева из поселка. Бился наравне со всеми разведчиками. Немало они там боевиков положили, но и самим уберечься удалось далеко не всем…

— Война… — вздохнул Черкасов, вдоволь хлебнувший Афганистана.

— Пусть земля ему будет пухом, — Олег опрокинул рюмку.

Жизнь всех троих была в какой–то мере исковеркана войной и потому любые разговоры рано или поздно упирались в нее. Они это знали, но ничего поделать не могли, наверно нужно было прожить еще очень долго, чтобы эти воспоминания закрылись новыми событиями мирной жизни. Хотя в мирной жизни большинство событий не могут быть ярче, чем те, что происходят на войне…