– Забрать его мы можем? – спросил я.
– Не положено.
– Нам положено, – отрезал Андрей Павлович.
– Еще бы кого-то из местных, – сказал я. – У кого есть дом с подвалом. Или гараж со смотровой ямой. Где-нибудь тут, неподалеку.
– У меня есть, – сказал охранник, сопровождавший нас.
– Вот и хорошо.
Гараж был хорошим. Не только со смотровой ямой, но и со вторым этажом, на котором стояла хорошая кровать, имелась кухонка. Тут вполне можно было жить.
Мы вывезли пленника с территории тайной тюрьмы на обычной, белой, ничем не примечательной «Газели». Через десять минут машина свернула к гаражному кооперативу, наверное, доживавшему тут последние годы. Место хорошее, земля дорогая. Вскоре все это снесут и застроят. На горизонте заревом горела двенадцатимиллионная вечерняя Москва.
– Ну так что? Говорить будешь?
Парень молчит. Он видит, куда попал. Мы сняли с него колпак, а сами надели балаклавы. Наш клиент не мог не понимать, что попал отнюдь не в руки полиции или ФСБ. Тут не будет правозащитников, адвокатов и прочих радостей для задержанного. Никто не пришлет ему передачку, не даст взятку следователю, не начнет акцию протеста у СИЗО и не включит его в список политзаключенных.
Он просто пропадет, да и все. Как исчезли до него многие горячие парни. Ваххабизм – путевка на тот свет. Скажут родителям, что уехал в Сирию. Потом сообщат, что погиб.
– Иди-ка сюда. – Я подтаскиваю оператора к яме в полу и спрашиваю: – Говорить будешь? Или хочешь в подвал? – Из ямы веет могильным холодом. – Я задал вопрос!
– Я ничего не делал!
– Вы все ничего не делали!
– Я завязал! Клянусь Аллахом!
Я даю клиенту подзатыльник.
– Не упоминай Всевышнего при мне. Ты ничего не знаешь про Аллаха, понял?
– Я завязал! Честное слово!
– Завязал после чего? В Сирии был, да?
– Нет.