Погранзона

22
18
20
22
24
26
28
30

– Понятно.

– Прошу, товарищи офицеры, следовать за мной.

Когда Левченко увидел свой личный состав, он растерялся. Среди солдат были мужчины гораздо старше не только взводного, но и комбата. Сразу выделялся один таджик, которому на вид можно было дать лет шестьдесят пять.

Левченко обратился к нему:

– Вы рядовой Ахтам Эргашев?

– Так точно.

– Когда и кем вы служили в армии?

– Э-э, командир, давно это было. А служил я в Германии, в мотострелковом полку, хлеборезом. – Эргашев довольно улыбнулся, словно служба в столовой хлеборезом являлась особенной, привилегированной.

Хотя в реальности так оно и было.

– Значит, в хозвзводе?

– Так точно.

– А из автомата-то стрелять приходилось?

– Один-два раза, на проверке.

– Понятно. А сколько вам сейчас лет?

– Пятьдесят четыре, через месяц пятьдесят пять будет. Я на дембель пойду. В военкомате сказали, два месяца отслужишь, и домой, к семье. У меня четыре сына, две дочери, шесть внуков.

– Большая семья.

– Большая. Вот только, как независимость объявили, жить бедно стали, война началась. Вой-на – плохо. Бедно жить – совсем плохо. Сыновьям дома строить надо. У меня еще один сын не женился и одна дочь не замужем. А где деньги взять? Раньше, в Союзе, хорошо было. Все было. Работа, земля, отара овец. Арбуз, дыня, виноград, все было. Продавай, получай деньги. Дом строй, свадьбу играй. А сейчас? По секрету скажу, командир, другим не говори, старший сын у меня в горах у боевиков, семью бросил, детей оставил и ушел. Где сейчас, не знаю. Никто не знает. Может, жив, может, нет. А его жене и детям кто помогать будет? – Таджик вздохнул. – Я поддержу. Иначе совсем плохо будет.

Левченко покачал головой и спросил:

– И много у вас таких семей, где отец за «красных», а сын за «белых»?

– Э-э, какой красный? Какой белый? Таких нет. Есть мирный, есть с оружием. Боевик тоже разный, один за одну власть, второй за другую. Все смешалось. Таких семей много, командир. Это плохо.