Голубой карбункул

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ах, вот что! — ответил я. — Прекрасно. Это дает нам последнее, недостающее звено. Поздравляю вас, Месгрейв! Вы стали обладателем — правда, при весьма трагических обстоятельствах — одной реликвии, которая представляет огромную ценность и сама по себе, но имеет еще более важное значение как историческая редкость.

— Что же это такое? — спросил он, страшно взволнованный.

— Не более не менее, как древняя корона английских королей.

— Корона?!

— Да, корона. Вспомните, что говорится в документе: «Кому это принадлежит?» — «Тому, кто ушел». Это было написано после казни Карла Первого. «Кому это будет принадлежать?» — «Тому, кто придет». Речь шла о Карле Втором, чье восшествие на престол уже предвиделось в то время. Итак, вне всяких сомнений, эта измятая и бесформенная диадема венчала головы королей из династии Стюартов.

— Но как же она попала в пруд?

— А вот на этот вопрос не ответишь в одну минуту.

И я последовательно изложил Месгрейву весь ход моих предположений и доказательств. Сумерки сгустились и луна уже ярко сияла в небе, когда я кончил свой рассказ.

— Но интересно, почему же Карл Второй не получил обратно свою корону, когда вернулся? — спросил Месгрейв, снова засовывая в полотняный мешок свою реликвию.

— О, тут вы поднимаете вопрос, который мы с вами вряд ли сможем когда-либо разрешить. Должно быть, тот Месгрейв, который был посвящен в тайну, оставил перед смертью своему преемнику этот документ в качестве руководства, но почему-то не объяснил ему его смысла. И с этого дня вплоть до нашего времени документ переходил от отца к сыну, пока наконец не попал в руки человека, который сумел вырвать его тайну, но поплатился за это жизнью…

Такова история «Обряда дома Месгрейвов», Уотсон. Корона и сейчас находится в Херлстоне, хотя владельцам замка пришлось немало похлопотать и заплатить порядочную сумму денег, пока они не получили официального разрешения оставить ее у себя. Если вам вздумается взглянуть на нее, они, конечно, с удовольствием ее покажут, стоит вам только назвать мое имя.

Что касается этой женщины, она бесследно исчезла. По всей вероятности, она покинула Англию и унесла в заморские края память о своем преступлении.

Последнее дело Холмса

 тяжелым сердцем я приступаю к последним строкам этих записей, повествующих о необыкновенных талантах друга моего, мистера Шерлока Холмса.

Признаться, я хотел умолчать о событии, оставившем такую пустоту в моей жизни, что я ничем не мог ее заполнить, хотя с тех пор прошло уже два года. Но меня вынудили взяться за перо последние письма полковника Джеймса Мориарти, в которых он защищает память своего покойного брата. Я счел своим долгом изложить перед публикой все события так, как они происходили в действительности. Одному мне известна вся правда, и я рад, что настало время, когда уже нет причин скрывать ее.

Насколько мне известно, в газеты попало только три сообщения: заметка в «Журналь де Женев» от 6 мая 1891 года, телеграмма агентства Рейтер в английской прессе от 7 мая и, наконец, недавние письма, о которых упомянуто выше. Из этих писем первое и второе чрезвычайно сокращены, а последнее — как я сейчас докажу — искажает подлинные факты. Моя обязанность поведать наконец миру о том, что действительно произошло между профессором Мориарти и мистером Шерлоком Холмсом.

Читатель, может быть, помнит, что сразу после моей женитьбы очень близкие отношения, существовавшие между мной и Холмсом, несколько изменились. Я занялся частной врачебной практикой. Он продолжал время от времени заходить ко мне, когда нуждался в спутнике для своих расследований, но это случалось все реже и реже, а в 1890 году я написал только три отчета о его приключениях.

Зимой этого года и в начале весны 1891-го газеты писали о том, что Холмс приглашен французским правительством по чрезвычайно важному делу, и из полученных от него двух писем — из Нарбонна и Нима — я заключил, что, повидимому, его пребывание во Франции сильно затянется. Поэтому я был несколько удивлен, когда вечером 24 апреля он внезапно появился у меня в кабинете. Мне сразу бросилось в глаза, что он еще более бледен и худ, чем обычно.

— Да, я порядком истощил свои силы, — сказал он, отвечая скорее на мой взгляд, чем на слова. — В последнее время мне приходилось трудновато… Что, если я закрою ставни?

Комната была освещена только настольной лампой, при которой я обычно читал. Осторожно двигаясь вдоль стены, Холмс обошел всю комнату, захлопывая ставни и тщательно замыкая их засовами.