Он задумался над этим.
– То есть ты хочешь сказать, что с этого мгновения мы с тобой – чужие люди? – спросил он.
Она остановилась на полуслове и вспыхнула. Он загонял ее в ловушку, схватив за руку. Она развернулась к нему.
– Мы никогда, – сказала она, – не сможем быть чужими друг другу. Но если
Даже такого слабого намека на то, что она нуждается в нем и зависит от него, было достаточно, чтобы раздуть в нем пламя страсти. В его теле произошла перемена – горячий расплавленный металл непроизвольно заструился по его жилам. Его душа застонала, согнувшись под таким бременем, но ему это нравилось. Он призывно взглянул на нее просветлевшими глазами.
Она мгновенно все поняла и содрогнулась от ледяного отвращения.
Она смутилась. Отвернувшись, она сказала:
– Я обязательно
Он остался сидеть, охваченный горьким разочарованием, которое, казалось, мало-помалу разрушало его сознание. Однако инстинктивно он продолжал сносить ее пренебрежение. Он еще очень долго сидел, не шелохнувшись, ни о чем не думая и ничего не понимая. Потом он поднялся и пошел вниз сыграть партию в шахматы с одним из студентов. Его лицо было открытым и ясным, в нем была какая-та невинная laisser-aller, которая больше всего обеспокоила Гудрун и пробудила в ней страх и одновременно глубокую ненависть к нему.
Именно тогда Лерке, который никогда не задавал личных вопросов, начал расспрашивать ее о ее положении.
– Вы ведь вовсе не замужем, не так ли? – спросил он.
Она пристально посмотрела на него.
– Ни в коей мере, – ответила она, взвешивая слова.
Лерке рассмеялся, и его лицо причудливо сморщилось. Жидкая прядка волос спадала ему на лоб, и Гудрун заметила, что его кожа, его руки, его запястья, – все было прозрачно-коричневого цвета. Его руки показались ей невероятно цепкими. Он напоминал ей топаз, такой коричневатый и прозрачный.
– Отлично, – сказал он.
Однако ему потребовалось набраться мужества, чтобы продолжить свой допрос.
– А миссис Биркин это ваша сестра? – спрашивал он.
– Да.
– А
– Она замужем.