Нишетта встала.
«Что ж вы мне не говорите об Эдмоне?» — едва не спросило влюбленное дитя.
Гризетка, не спускавшая глаз с Елены, поняла, что происходит в ее сердце, но, боясь изменить себе, твердо решилась ждать, пока г-жа Дево сама не спросит о нем.
— Больше ничего не возьмете? — сказала она, закрывая картонку.
— Нет, благодарю вас, — отвечала Елена.
Нишетта долго завязывала картонку, потом тихо подошла к камину, взяла перчатки и медленно стала надевать их, не говоря во все это время ни слова и предоставляя Елене сыскать удобный предлог для возобновления обеих интересовавшего разговора.
Елена тщетно искала этот предлог.
Не было для нее никакого сомнения, что де Пере влюблен именно в нее; ей отрадно было слышать слова, подтверждавшие ее уверенность, но заговорить о нем она не решалась. И чем более проходило времени, тем затруднительнее ей казалось возвратиться к прежнему разговору и не обратить на этот возврат внимания Нишетты, не удивить ее, или, что хуже всего, не поселить в ней кое-каких подозрений.
— Прощайте, — сказала Нишетта, натянув, наконец, перчатки. — Позвольте надеяться, что вы и вперед не оставите меня своими заказами.
— Вы где живете?
Нишетта дала ей адрес.
— Сколько же вам следует заплатить? — спросила Елена.
— Сочтемся, когда будете что-нибудь заказывать, — отвечала Нишетта, направляясь к дверям.
Видя, что Нишетта уже уходит, Елена, чтобы только произносить и слышать любимое имя, решилась сказать то, о чем прежде никак не думала говорить.
Колеблющимся, исполненным внутренней борьбы голосом выговорила она, когда Нишетта взялась за ручку замка:
— Послушайте.
Сказав это, она вся покраснела, опустила глаза и не могла, не решалась продолжать далее.
— Вы меня изволили звать? — спросила Нишетта.
— Да, потрудитесь затворить двери.
Нишетта повиновалась.