Я не думал, что она так просто скажет об этом. Да, теперь ты видишь, – каждое существо имеет право на хлеб, а что ты ответишь, когда она спросит у тебя, где мука? Но я почувствовал вдруг доверие к ней и как-то уверился в ее стойкости.
– Ведь надо только немножко земли, да солнышка, чтобы вырос хлеб, – радостно воскликнул я.
Я взял ружье и отправился в лес, чтобы убить парочку вяхирей. Когда я вернулся, она стояла в сенях и, закрывшись руками, плакала.
– Я тут с незнакомым мне человеком! Никогда уже не вырваться мне из этого леса!
Другой, более разумный человек утешил бы ее обещаньем подарков, но руки мои еще были обагрены кровью убитых птиц. Во мне была дикая гордость человека, дарящего жизнь и смерть по своему произволу.
– Ну что ж, – бери свою корзину и уходи в город.
Она взглянула на меня сквозь пряди своих волос, покорно и робко:
– Нет. Я теперь ваша служанка, – промолвила она.
О, я должен был бы смиренно припасть к ее крохотным ножкам, к ее доверчивым ножкам, омытым росой, с зарею ступившими на путь своей неведомой судьбы. Я вышел из дома. Прислонил лоб к стволу дерева. О, Природа! Омочи млеком соков эту старую гордость! Овей ее свежестью и простотой невинности!
Когда я вернулся, девушка весело напевала, стоя у жаровни, где жарились вяхири.
Я ей сказал тихонько:
– Здесь нет ни господина, ни служанки. Ты, Жаний, и я – оба равны перед лицом жизни. – Вот, что мне надо было бы тогда тебе ответить.
Пурпурное золото рассыпалось кругом над лесом. Шелковистые, липовые ткани одели деревья. Я придвинул стол к дверям. Мы ели, сидя друг против друга в аромате смолы и шафрана, наполнявшем вечерний воздух. Ножик был только у меня и потому только я разрезал куски.
– Видишь, – промолвил я ей, – теперь мы с тобой, как муж и жена на заре земной жизни.
Мое лицо было строго и важно. Я чувствовал религиозное благоговение, словно сам был участником жизни отдаленных предков.
Близ моего жилища ручей журчал созвучьем ясных струй, пробегая по ложу из крупных камней. Он спускался с вершин лесистой горы. Приносил нам отблеск небес и ветвистых дубов, отражавшихся в нем. И душа моя также, как и это волненье, озарилась на миг первобытною жизнью.
То она, то я наполняли фляжку водой из ручья, и вслед за этим она подносила ее к своим губам. А за нею и я пил студеную воду.
Все было просто и естественно, как голод и жажда и все, что исходит из источников бытия. Никто не научил нас этим простым поступкам, и мы бесхитростно воспроизводили деяния предков.
Это был первый вечер, как и то утро, было первым утром новой жизни. Великий мир невинности осенил нас вместе с тенью сумерек.
И ночь скрыла от нас в тени наши лица. Мы не знали, чем были друг для друга. Мы были участниками таинства, которое окружало нас. Быть может, наши души в этот час доверчивости покинули свои телесные оболочки и непонятно глядели друг на друга. Нам не хотелось говорить.
ebooksa