– Бруно! Приговори меня! Осуди меня! Бруно! Я последний из грешников.
И священник отвечает ему голосом зловещим и полным пренебрежения:
– Ты – всего лишь раб! Твои извращенные чувства достойны угрызений совести!
– Бруно!
– Заткнись! Вот так же лицемерно ты звал меня, когда хотел, чтобы я рукоблудствовал с тобой, когда мы учились! Когда мы обменивались ласками в темноте общежития, мечтая о женщинах, которых мы не могли тогда иметь. Мы называли их по именам, одну за другой… А когда наступал оргазм, ты называл только лишь одну: ту, что сейчас с тобой, паршивая свинья, чертов выродок!
Клаудио раскачивается под потоком оскорблений больше, чем от безумных ласк, щедро подаренных ему устами Сильваны. А безжалостный священник продолжает свое обвинительное заключение, и в это время Эммануэль чувствует под языком, как раздулся его семенной канал. Но она не останавливается: она так же быстро поднимается по лестнице наслаждения.
– Ты использовал меня, чтобы лишить девственности свою сестру. Ты научил ее мастурбировать, сохраняя девственность. И когда ты уставал видеть ее страдания у своих ног, когда тебе хотелось излить в нее свою сперму, надеясь даже оплодотворить ее, чтобы получить доказательство своей плотской похоти, ты приводил ее ко мне, убеждая…
– Нет, Бруно, нет! – стонет Клаудио голосом, свидетельствующим о приближении спазма.
Эммануэль ускоряет движения. Ее пальцы вторгаются в вагину. Сильвану уже бьет озноб, и ее рука со страстью движется где-то глубоко внутри.
– И вот еще что! Слишком много лет я ношу в себе тяжесть вины, но не за то, что я сделал сам, а за то, чему позволил совершиться. Ты, лукавый лицемер, ты привел меня к своей сестре в ту проклятую комнату с зеркалами, и в тот момент, когда ты должен был оставить нас одних, ты подвел меня к двери. Ты притушил свет… И тот, кто вошел в темноту, кто обладал ее ангельским телом, кто вырвал из нее первые крики наслаждения, это был не я, а ты, Клаудио. Ведь это ты обрезал свои волосы так же коротко, как у меня, ты использовал мой парфюм, ты снял с руки браслет, который все время носишь. И это ты обладал ею, а я слушал ее слезы и жалобы за этим чертовым зеркалом. Ты – бесчестный, ты – продажный, ты – исчадие ада!
И тут Эммануэль чувствует жаркий выброс спермы, и она проникает в себя указательным пальцем, одновременно нажимая на клитор, и тоже кончает. Крик раненого животного свидетельствует о том, что Клаудио достиг кульминации удовольствия, и она знает, что Сильвана также кончила, как минимум три раза. Отвалившись назад, она откатывается в сторону, обхватывает Сильвану руками и жадно ищет ее рот, обмениваясь с ней последними каплями спермы, смешанной со слюной.
Они лежат на кровати, настолько большой, что все четверо чувствуют себя весьма комфортно. Теперь они все голые, и Эммануэль может ласкать взглядом желанные тела. Без одежды Бруно кажется не таким величественно-строгим: большие круглые грудные мышцы, сильные руки, мощные ноги, покрытые золотистыми волосками, отличают его от Клаудио, кожа которого более смуглая, а телосложение – более субтильное. Единственное, что их объединяет, – это пенисы, которые даже в состоянии покоя имеют одинаковую удлиненную форму и одинаковую текстуру кожи.
Бруно передает стакан, заполняя его каждый раз зеленым ликером, чей аромат очаровывает, а горький привкус возвращает жизнь в расслабленные члены.
– Нам нужна была маленькая Семирамида, прибывшая с Востока, чтобы избавить нас от сомнений, – шепчет Клаудио, прикасаясь к щеке Эммануэль.
– Не забывай, – отвечает она, – что ты до сих пор обязан повиноваться мне, и что ты еще должен заслужить прощение…
– Я готов, – отвечает молодой человек.
Эммануэль смотрит последовательно на священника и свою подругу. И они догадываются о ее намерении. Священник недоумевает, Сильвана сконфужена. Они со взаимным недоверием изучают друг друга. Затем мужчина протягивает руку и начинает ласкать плечи Сильваны.
– Я всегда любил тебя, – шепчет он. – А ты всегда видела во мне только друга и сообщника единственного мужчины, которого ты любишь…
– Теперь, – смело признается Сильвана, – Эммануэль лишила меня всякого чувства вины. Так что я отдаюсь тебе во имя любви к Клаудио.
– Давай, – обращается Эммануэль к Клаудио, – подготовим их.
ebooksa