Старик с явным удовольствием пустился в рассказы об историческом прошлом.
Я притворилась, что понятия не имею, о ком речь:
– Мадемуазель Жорж?
– Джорджина! – воскликнул он как само собой разумеющееся. – Одна из самых пылких любовниц Наполеона.
Итак, дом женщины. Дом, наполненный страстью. Теперь вот и я, малышка Анабель из Нантерра, вхожу в историю, поселяясь в этом месте. Я представила себе проходившие здесь роскошные балы, танцы на полу, выложенном, как шахматная доска, черными и белыми мраморными плитами, гостиную, где принимали важных гостей, тоже отреставрированную с фанатичным благоговением. Вдруг негромкое недовольное тявканье прервало мои грезы.
Два мопса, внимательно обнюхав мои ноги, посмотрели на меня инквизиторскими взглядами. «Как, ты еще здесь?» – говорили их глаза, похожие на черные стеклянные шарики.
– Синус! Косинус! – окрикнул их управляющий. – Тише вы! Хозяина разбудите!
– А, кстати, Арман, Дэвид говорил вам о Фелисите?
– О вашей кошке, не так ли?
Он произнес последние слова не то чтобы враждебно, но с каким-то пренебрежением. Ему, по всей вероятности, нужно было время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Мы вместе с нею скоро поселимся тут надолго. Это совсем другое, чем просто провести здесь несколько бессонных ночей. Придется где-то разместить мои чемоданы, а не маленькую дорожную сумку, с которой я время от времени заезжала сюда. Что касается Фелисите, то матушка настаивала, чтобы я увезла кошку с собой. «Забирай ее, забирай! В конце концов, это –
– Да-да, я все приготовил: кошачий корм, наполнитель для туалета…
– Нет, я об этих, – я кивнула в сторону двух мохнатых комочков, что топтались у двери и настойчиво проявляли желание совершить утреннюю прогулку.
– Ах, собаки… Не волнуйтесь, они хорошие мальчики, умеют себя вести, – Арман ласково потрепал каждого по загривку. – Правда? – и добавил шутливо: – Кроме того, присутствие дам в нашей мужской компании всем будет во благо.
– Не сомневаюсь, – согласилась я, делая шаг к лестнице, чтобы вернуться в спальню. – Спасибо за все, Арман.
– Не стоит благодарности, мадемуазель.
Я уже поднималась по ступеням, как неожиданно он тихо окликнул меня:
– О, мадемуазель…
– Что?
– Дэвид не уведомил меня…
Он назвал его по имени, не «месье Дэвид», не просто «месье», но подобная фамильярность вовсе не свидетельствовала о недостаточном уважении. Арман со всей очевидностью благоговел перед своим хозяином.