— Блеск! Очень смешно! — Я без особого толка наваливаюсь на дверь. — Поймали, типа.
Железный лист даже не прогибается под моим весом.
— Нравится, сын мой? — говорит Валентин. — Когда над тобой стебутся?
Поначалу я не понимаю, о чём речь, но через пару секунд картинка складывается: «Сушисклад», счёт, туповатая официантка.
Ну да. Не стоило так делать.
Но хотелось же?..
— В этом городе ни у кого не осталось чувства юмора?
— Ну вот, сын мой, и я «прикололся».
Мы смотрим одинаково недобро и молчим. Наверное, так же одинаково мы понимаем: не осталось ни шуток, ни дружеских подколок, и началась грызня, потрошение — когда вместо человеческих лиц скалятся поросячьи рыла.
И как же хочется, чтобы эта грызня закончилась. Чтобы хоть с одной стороны не таилась угроза, чтобы друг оставался другом. Не забавным словцом из прошлых веков, а чем-то реальным, осязаемым.
Я мысленно считаю до десяти и как можно спокойнее спрашиваю:
— Ты ничё не забыл, Валь? Типа, сам над Дианой не издевался? Я ведь просил не делать этих видосов. Просил?
Валентин прищуривается.
— Причём тут мой дед?
— Эм-м… че?
— С какого он платит за ваши свиданки?!
Шея у меня вспыхивает. Поначалу я хочу отрезать, что никаких «свиданок» не было, но потом соображаю: счёт за наши суши могли принести отцу Николаю, а не Валентину.
Отцу Николаю, который звал Диану в общину и, конечно, за всё бы заплатил.
О-ох… Мне, наверное, чаще надо включать мозги.
— Валь, ну чё мы как?.. — Я не заканчиваю и обвожу рукой обгорелое помещение. — Давай по-нормальному.