Рейдер сделал задумчивый глоток и осторожно заметил:
— Ты ведь сейчас в себя вернулся. Ведь всё понимаешь. Может, отколешься? И Куин отговоришь.
Собеседник откинулся к стене и снова взялся за бутылку:
— Правильнее сказать не «в себя вернулся», а «из себя вышел». Поэтому, если сейчас задний ход дам, то когда вернусь обратно, будет мне… И док это понимает. Так что сам отговаривай. Я уже пробовал. Предлагал ей остаться, не идти. Упёрлась…
Он опрокинул в себя очередную порцию алкоголя и глухо сказал, глядя на гостя:
— Впереди весёлое приключение. Так-то, дружище. О коридоре до КПП мы уже договорились. Спасибо, что вчера от Эсмеральды внимание отвлек. Пей, чё ты его греешь?
Эйнар посмотрел на свой стакан, отставил его в сторону и выложил на стол листок с тремя числами, который прижал компактным модулем памяти:
— Как ты просил: инфа по нужному сектору — сбор вёлся ещё по восьми, так что ваш заказ не выделят — и три разовых пароля к оружейникам высшего приоритета. Анонимные. Поэтому, извини, без скидок.
— Сколько мы тебе должны? — безо всякого интереса спросил главкролик, поворачивая к себе лист с паролями.
— Нисколько, — покачал головой собеседник. — Считай прощальным подарком. А вот просьба есть.
— Слушаю, — Роджер снова наполнил свой стакан.
— Дайте мне время. Начните через два дня, — попросил Эйнар.
— Чтобы ты убеждал меня соскочить? — невесело усмехнулся кролик. — Сам-то куда собрался? — он спросил и тут же вскинул ладонь: — Ите рассказывай про очередную смену личности, но не мне, отдавая анонимные пароли оружейников. Я-то знаю, что их за деньги не купишь.
Эйнар спокойно ответил:
— В отличие от тебя, не за Грань.
— Мы, собственно, и собирались действовать послезавтра, — Роджер словно проигнорировал слова собеседника. — Так что ты правильно рассчитал.
Эйнар кивнул и поднялся, снова беря в руки стакан:
— Удачи, Родж. Накатим за ровную и быструю дорогу?
— Накатим, — главкролик тоже встал. — Чем больше накатим, тем быстрее в себя вернусь. Как ты в постоянном реале живешь? Я б спился.
У кроликов они пробыли чуть более четверти часа, а когда вышли, на сердце было так тяжело, словно не с друзьями встречались, а друзей хоронили.