Крым. Пирамида времени

22
18
20
22
24
26
28
30

В поселке Уютное, который Танины спутники называли немецкой колонией, поручик отправился искать своего родственника. Таня же пошла просто прогуляться. Перед воротами крепости виднелся плакат со строгим текстом:

«Императорское Одесское Общество Истории и Древностей, владеющее крепостью в Судаке, просит посетителей охранять древние развалины. Воспрещается что-либо ломать, сбрасывать камни, раскапывать. Прогулки по крепости совершать под руководством сторожа в сухую, тихую и теплую погоду».

Под массивными башнями ворот толпилась стайка девочек-подростков во главе с важной дамой в пенсне. Вероятно, экскурсия. Таня зашла на территорию крепости. Нижняя часть старинной кладки ворот, вокруг арки, была выкрашена белой известкой. Явно недавно сделали косметический ремонт. На этом белом фоне отчетливо виднелись граффити:

«Георгий Николаевич Пилипенко. Года 1914-го, мая 12-го дня».

«Саша и Маруся вместе навеки».

«Одесское реальное училище… (неразборчиво)… 1913».

И просто: «Петр Быков».

Еще обнаружилось сердце, пронзенное стрелой, и две пары инициалов при нем.

В арке гулким плеском, как волны в морском гроте, зашумели голоса и шаги. Таня обернулась. Табунчик тинейджерок в белых передничках мгновенно заполонил тесное пространство между мощных стен, и две из них оказались сбоку от Тани, тоже вчитываясь в надписи. На Таню сурово глядела красивая дама с высокой прической, очевидно руководительница этого детского коллектива. Дама смерила ее взглядом, взмахнула театрально рукой, указывая в сторону Тани и стены. Девочки дисциплинированно смолкли, и в тишине раздался недамски низкий голос руководительницы:

— Медам, полюбуйтесь на художества варваров современности. Еще можно иногда простить тех, кто вырезает свои инициалы на убогом дровяном сарае или на скамейке лодки. Но на этих стенах, возведенных руками итальянских мастеров эпохи Ренессанса, оставлять подобные автографы — непристойно! Увы, таких варваров много. Вот что сказал об этом поэт, наш с вами современник:

«Все здесь в Крыму — И ущелья глубокие, ложе потока, И горы высокие — Все поисписано здесь. Не пожалели скамейки садовые, Не пощадили и скалы суровые, Пол, потолок ли, окно — Все вензелями полно».

Окончив декламировать, дама назидательно добавила:

— Медам, удерживайте ваших знакомых от подобных отвратительных художеств. Вы, женщины двадцатого века, должны служить смягчению нравов и утверждать в людях любовь не только к себе, но и ко всему прекрасному.

Тане стало как-то неуютно, она бочком выскользнула обратно в арку и вернулась к своим спутникам. Вскоре появился и родственник поручика. Он примчался снизу, по шоссе, оставляя кометный хвост пыли, управляя парой коней, запряженных в красивую ладную бричку, мягко покачивавшуюся на поворотах и ямах. По количеству железных и кожаных деталей эта бричка ненамного уступала автомобилю, на котором приехала Таня в Судак. Пожалуй, и в скорости тоже. И совсем не дребезжала и не рычала, как авто. Только копыта стучали глухим дроботом по пыльной дороге. Пока остановившийся возница с неожиданной для его явно пенсионного возраста ловкостью хлопотал вокруг лошадей, Таня поделилась вполголоса с Михалычем своим восхищением этим транспортным средством. Тот в ответ сверкнул зубами и шепнул:

— Так ведь это тачанка, Таня! Слышала про такую штуковину? Которая с пулеметом летает по степям. Батька Махно немецких колонистов повыгонял, а на брички колонистские, вот на такие, пулеметы поставил.

Подошел поручик и представил своего родственника. Крепкий старик говорил по-русски с акцентом, но грамотно.

За обедом в его аккуратном доме засиделись. Пожилой немец скрупулезно описывал Михалычу ситуацию в Судаке. Цены на землю взлетели в разы, и продолжают расти. На строительные материалы тоже. На берегу, где пятнадцать лет назад было всего несколько дач и старых усадеб, сейчас застроена и первая береговая линия, и почти вся вторая. Распроданы под застройку участки третей линии, на многих из них тоже построены дачи. Комнат для отдыхающих предлагают много, но людей приезжает все больше, и все равно не хватает. В городке есть четыре гостиницы, цены на этот сезон ставят до пяти рублей, «и все места уже, как я слышал, будут заняты, на все места есть резервация. А господин Лашевский строит нынче курзал, обещает закончить к будущему сезону. И это уж означает, что Судак может встать почти вровень с Феодосией. Будьте уверены, земля в Судаке будет только дорожать. Вложите в этом году тысячу рублей, и уже через пять лет, году к девятьсот девятнадцатому, двадцатому, сможете продать за десять тысяч даже без построек».

Михалыч скептически зарассуждал вслух:

— На берегу уже все застроено. Разве что возле речки еще что-то подадут.

Таня вдруг вспомнила картину Айвазовского про наводнение в Судаке, где разъяренная река возле Алчака впадает в еще более злое море, а в пасти этого буйства стихий на маленьком островке сидит до смерти перепуганный татарин, посреди бурунов, и его было очень жалко. Тане захотелось поучаствовать в разговоре, и она внесла свою лепту:

— Речка может выйти из берегов после ливня, так ведь?