Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет, ну ты представляешь, какой старый подлец! – возмущалась Бану, то и дело оглядываясь – вдруг кто из знакомых позади идёт, – когда они с Лейлой возвращались с занятия. – С таким ехидным видом сообщил мне про жену Веретена, как будто мне не всё равно!

– А ведёт себя, как холостой мужик в активном поиске, – заметила Лейла, прыгая рядом с Бану, которая продолжала кипятиться:

– Да какое мне дело до его жены? Я и запомнить-то, как она выглядит, не смогла!

Но какой-то маленький червяк заполз в душу Бану и начал отравлять её продуктами своей жизнедеятельности: Бану очень не любила женатых мужчин. «От женатого мужчины веет тоской и безнадёжностью», – говорила она. От глупого, шумного, активного и не в меру весёлого Веретена тоже повеяло чёрной тоской, и было в этом что-то противоестественное. Как будто Бану подошла к столу, уставленному яствами, но все они оказались лишь муляжами.

Почти у самого дома к ней прицепилась загорелая до чумазости цыганка. Она шла за Бану, дёргала за рукав и выводила её из себя непрерывным бормотанием:

– На женатого думаешь, на женатого думаешь… Всё тебе, красавица, расскажу, остановись, послушай…

Фатьма нашла в комнате Афсаны джаду[3]. Не то чтобы она его намеренно там искала, нет, просто она устроила небольшой осмотр вещей племянницы: вдруг та вела какой-нибудь тайный дневник. Хотя в наше время роль таких дневников исполняют социальные сети, но мало ли что. Подобного Фатьма не ожидала, но на полке, за скудной стопочкой новомодных книг, завёрнутые в тряпицу, были спрятаны чёрные куриные перья, пропитанные кровью и настоящим «волчьим жиром». Это было так мерзко, что даже видавшую виды Фатьму передёрнуло: в отличие от многих дилетантов, она знала, что называют «волчьим жиром» – вовсе не сало с откормленного волка, а сок могильного черв я, наевшегося человеческим трупом, который можно добыть только в ходе рискованной и малоприятной экспедиции на кладбище. Смажьте одежду жены «волчьим жиром» – и муж возненавидит её, отвернётся от неё и смотреть на неё больше не пожелает. Смажьте этим жиром дверь дома своего врага – и вы изведёте его вместе со всей его семьёй. Сейчас этот ценный ингредиент для проклятий почти невозможно достать: люди уже не так храбры, как в былые времена. В большинстве случаев плохо осведомлённому заказчику просто подсовывают жир какого-нибудь животного, пользуясь лингвистической неразберихой. Правда, у некоторых и он работает отменно, ведь главное в таких делах – сила воли и ядерная мощь эмоций. Но если уж кто-то не поленился сходить на кладбище и разрыть могилу, собрать трупных червей – или заплатить за это, – значит, нужда была острой, как жажда самой жизни, значит, у Афсаны был не просто недоброжелатель, но лютый враг. Ничего не сказала Фатьма ни сестре своей, ни её мужу, а находку забрала к себе домой – потом она сядет за свой круглый стол, покрытый старой скатертью, закроет глаза и посмотрит, кто сотворил такое, кто навёл страшную, неотвратимую порчу на её племянницу. Кто мог пожелать ей зла, бедная девушка, совсем некрасивая, скромная, даже бровей не выщипывала и гулять не ходила, всё дома сидела, бозбаш[4] варила. Когда Фатьме сказали, что Афсана занялась танцами – да ещё какими! – она поверить не могла. А история с коктейлем! Родители её клялись, что Афсана сроду спиртного в рот не брала, и Фатьма точно знала, что правду говорят.

В углу комнатки стоял старый компьютер. Фатьма недолго думая включила его, и после некоторого сопротивления, которое все электроприборы обычно оказывали ей, он в итоге уступил и заработал. Рабочий стол компьютера украшали обои с разноцветными котятами. Проглотив ком в горле, Фатьма принялась методично просматривать все файлы, которые содержались в папке «Мои документы», а затем зашла на Facebook. Страница Афсаны была полна загадочных статусов на русском языке, явно позаимствованных с просторов интернета и повествовавших в основном о любви. «Сальса, всё дело в ней», – сказала себе Фатьма, разыскивая страницу клуба среди многочисленных интересов племянницы (странички с названиями «Нежность, которая между нами», «Самые красивые слова великих людей», McDonald’s, «Я люблю путешествия», «Горячий шоколад», «Прикольные котята», «Заниматься сексом» – Вай-вай-вай! – не удержалась от возгласа Фатьма). И вот наконец она – страничка школы! Судя по количеству «лайков», школа пользовалась огромной и всё возрастающей популярностью. Фатьма нажала кнопку, подождала три минуты, прокляла провайдера интернета и тут же забыла о нём. В комнате резко потемнело: какое-то шалое облако заслонило солнце. Страничка наконец открылась, и на обложке Фатьма увидела фотографию, на которой были запечатлены самые разные люди. Но глаза Фатьмы были прикованы лишь к одному. Она зажала рот рукой, выдернула шнур компьютера из сети и выбежала из дому.

Море отступило ещё дальше. Кажется, никого, кроме Бану, это не волновало. Ей же грезились великие катастрофы, огромные и прекрасные катаклизмы, которые внесли бы оживление в скучную и вялую жизнь столичного города, с трудом толкающего по своим венам тягучую массу озлобленных людей, каждое утро пытающихся попасть на работу, чтобы к вечеру заработать денег на дорогу домой… Уже стало видно канализационную трубу, которая раньше была скрыта под непрозрачной водой, и предательски шумела вытекавшая из неё бурая смесь. Под бордюром, отделявшим море от суши, обнажился полумесяц из песка и камней, окаймлённый бахромой сухих почерневших водорослей, и толстые белые чайки с криками топтались на этом новом пахучем полуостровке. Теперь можно было яснее разглядеть «Баиловские камни», остатки продолговатой крепости Сабаиль, выступавшие из морской воды. Когда-то крепость прочно стояла на суше, и её пятнадцать башен гордо смотрели во все стороны света, то ли поджидая врага, то ли высматривая караваны, следовавшие по Шёлковому пути, то ли храня сакральные тайны своих жрецов. А потом пришло море. Полвека назад оно отступило настолько сильно, что до крепости можно было дойти пешком, и тогда кучка учёных быстро произвела обмеры, а обломки роскошного резного фриза, украшавшего маленькую крепость, увезли во Дворец Ширваншахов, где и сейчас их может увидеть каждый желающий.

Бану мечтала о величественных цунами, а её личное цунами настигло её в лице Веретена. У каждой катастрофы бывают предвестники, будь то странное поведение птиц и зверей, или внезапный отлив, или небо, приобретшее не свойственный ему цвет. Но лишь тот, кто живёт в ожидании катастрофы, способен разглядеть эти знаки. Остальные порхают беспечно, как бабочки, и знамения беды касаются их сознания самым краем, вызывая порой лишь лёгкое беспокойство и мысль: «Интересно, будет ли всё так же хорошо завтра?» Бдительная Бану ощущала некую смутную угрозу со стороны Веретена. Оно проявляло к новой ученице повышенный интерес и не скупилось на комплименты: «Красавица, наша сладкая красавица, у тебя большое будущее». «Знаю, – мысленно отвечала Бану, – да только не в танцах, не здесь и не с тобой». И вежливо улыбалась ему.

Однажды, это было в самом преддверии зимы – до конца света оставалось тридцать два дня, – Веретено в конце урока почему-то устроило показательный танец с Бану, хотя она была не совсем готова к этому. Она волновалась, чувствуя на себе пристальные взгляды, и знала, что, возможно, её дальнейшая популярность зависит от этого танца. Он пощадил её и делал лишь самые простые движения, которые Бану знала. Весёлая, до неприличия беззаботная музыка набирала обороты, когда Веретено, интимно понизив голос, предупредило: – Сейчас будем акробатику делать.

– Сейчас?! – в испуге пискнула Бану. «Боги, на мне же нет специальных штанов под юбкой!»

Веретено пробурило её чёрными, как межзвёздная пустота, глазами, и тихо приказало:

– Не бойся.

И неожиданно подхватил её, как торнадо, как взрывная волна, перевернул – Бану успела только еле слышно ахнуть – и поставил на место, аккуратно, словно ничего и не было. Но мир перевернулся на триста шестьдесят градусов, а это значило, что он уже никогда не будет прежним. Бану охватило что-то вроде эйфории. Она привыкла переворачиваться сама, полагаясь на силу собственных рук, таких верных, надёжных и знакомых, но никогда ещё не распоряжались её телом чужие сильные руки. Веретено показало ей себя с неожиданной стороны. В принципе, Бану уже готова была примириться с покалеченными фразами, которые выскакивали из его рта, как жабы и змеи изо рта заколдованной злой сестры, и перестать испытывать к нему презрение.

Ученики завизжали от восторга и захлопали. Сквозь гвалт Бану едва сумела докричаться до Веретена и задать единственный интересующий её вопрос:

– Я не слишком тяжёлая? – Она бы, верно, провалилась со стыда под фундамент, если бы хоть на секунду допустила мысль, что он считает её чересчур массивной.

– Нет. – Веретено ласково засмеялось. – Я же сильный. А ты не видела, как я акробатику делал с Айнуром, – «с Айнур», мысленно поправила его Бану, – и с Юлей? Я поднимал их обоих, – похвастался он. «Обеих», – устало подумала Бану.

– Нет, не видела.

– Видео тоже не видела?