Я повидал также Перселла, Коула и Пековера. Они сейчас в Дептфорде и тоже ожидают вызова в суд. Все они о вас высокого мнения, а Перселл помнит, как вы сами ему сказали о своем намерении покинуть корабль вместе с Блаем. Они знают об уверенности Блая в том, что вы сообщник Кристиана, и тем не менее полагают вас невиновным.
Мой добрый друг мистер Грэхем, который уже двенадцать лет, как адвокат в морском суде, предложил посетить вас. Он великолепный знаток службы и весьма способный юрист.
Прощайте, мой дорогой Байэм. Не падайте духом и будьте уверены, что я сделаю для вас все возможное.
Нетрудно представить, какие чувства охватили меня, когда я прочитал это письмо. Сэр Джозеф сделал все возможное, чтобы смягчить удар, однако я прекрасно понимал всю серьезность моего положения. Без показаний Тинклера мое дело безнадежно даже с самым умелым адвокатом. И тем не менее я решил бороться за свою жизнь до конца.
Как говорил мне сэр Джозеф, морские офицеры терпеть не могут судейских. Поэтому я был рад, что меня будет защищать мистер Грэхем, сам морской офицер. Моррисон решил защитника себе не брать. Коулман, Макинтош, Норман и Берн, надеявшиеся, что смогут легко оправдаться, наняли для этой цели морского офицера в отставке, капитана Мэнли, а офицер из Адмиралтейства капитан Бентам был назначен защищать интересы остальных.
На следующей неделе эти джентльмены побывали у нас; первым пришел мистер Грэхем. Это был высокий сухощавый человек лет шестидесяти, с безупречной осанкой, спокойным голосом и внушающими доверие манерами. Поскольку никто из нас не знал, как происходит судебное разбирательство, мистер Грэхем согласился рассеять волновавшие нас сомнения.
— Я решил обойтись без защитника, сэр, — начал Моррисон, — поэтому мне хотелось бы знать, как точно звучит та статья устава, в нарушении которой нас обвиняют.
— Я знаю ее на память, — ответил мистер Грэхем. — Статья девятнадцатая морского дисциплинарного устава гласит: «Если служащий военно-морского флота поднимет или попытается поднять бунт под каким бы то ни было предлогом, то признанный морским судом виновным, он должен быть предан смертной казни».
— А нет ли у суда другого выхода? — спросил я.
— Нет. Он должен либо оправдать, либо признать виновным и приговорить к смертной казни.
— Но если есть смягчающие обстоятельства? — продолжал Моррисон. — Предположим, на корабле вспыхнул бунт, но, как в нашем случае, часть экипажа не знала о предстоящем захвате корабля и участия в нем не принимала.
— Если эти люди остались на корабле вместе с мятежниками, закон считает их виновными наравне с мятежниками. Наши военные законы весьма суровы в этом отношении.
— Но ведь среди нас, сэр, — вмешался Коулман, — есть такие, кто с радостью покинул бы корабль вместе с капитаном Блаем. Бунтовщики задержали нас насильно, потому что нуждались в наших услугах.
— Этот вопрос суд будет рассматривать отдельно, — отозвался Грэхем. — Если люди, насильно оставленные на корабле, смогут доказать свою невиновность, никакая опасность им не грозит.
— Можно задать вам вопрос, сэр? — проговорил Эллисон.
— Разумеется, молодой человек.
— Я — один из бунтовщиков. Сначала я ни о чем таком не знал, но, как и прочие, капитана Блая я не люблю и поэтому присоединился к бунтовщикам. Есть ли у меня хоть маленькая надежда?
Мистер Грэхем несколько секунд мрачно смотрел на Эллисона.
— Предпочитаю не высказывать своего мнения на этот счет, — проговорил он. — Пусть этот вопрос решит суд.
— Я не боюсь правды, сэр. Если, по-вашему, рассчитывать мне не на что, мне бы хотелось услышать это от вас.