Она спит, впервые за последние жуткие дни, без кошмаров, утомленная, уставшая.
Она не слышит, как братья встают через два часа, как бесшумно одеваются, как выходят, запирая дверь с другой стороны.
Она не слышит выстрелов, криков, матерной ругани, грохота падающих тел, рычания обратившихся слишком быстро мертвецов.
Она просыпается только на руках Дерила, бережно и быстро несущего ее к машине. Спросонья она не понимает ничего.
Замечает только горящий позади дом, уже привлекающий мертвецов, бредущих отовсюду, веселого и возбужденного Мерла возле машины, подгоняющего брата. Замечает кровь на своей рубашке.
Это кровь от рук Дерила. Он вообще весь в крови, и судя по его резвости, в чужой.
Уже сидя в машине, на заднем сиденье, кутаясь в заботливо наброшенный на нее плед, Мегги смотрит на удаляющийся горящий дом и размышляет о смысле слов «Мое» и «Наше». И приходит к выводу, что ее устраивает второй вариант.
Более чем.
Не в этой жизни
— Эй, детка! — хриплый веселый голос разнесся по всей небольшой площадке перед кафе, мимо которого Мегги проходила с подружками, собираясь отпраздновать сдачу всех экзаменов в местном МакДональдсе.
— Ээээй! Детка, у тебя вкусное мороженое? Дашь лизнуть?
Мегги в недоумении оглянулась, мороженое, обычное эскимо, было только у нее.
Мегги сморщила носик, презрительно оттопырила средний палец:
— Не в этой жизни, пошел на хуй, придурок!
Байкеры разразились хохотом, хлопая Мерла по плечам, тот пронзительно свистнул вслед гордо удаляющейся Мегги.
— Еще увидимся, дееееетка!
Она в ответ только еще раз, не оборачиваясь, жестом указала ему направление движения.
***