Ловушка горше смерти,

22
18
20
22
24
26
28
30

Разговор между ними произошел нелепый и крайне напряженный. Генерал сильно нервничал поначалу и на вопрос Дмитрия, почему его так интересует содержание бумаг, якобы переданных Марком Борисовичем адвокату, ответил, что курирует дело об убийстве Кричевского, а поскольку в доме потерпевшего ничего не обнаружено, то получение документов, писем, дневника, наконец, могло бы заметно продвинуть следствие… Семернин понимал, что все это — наглая и неуклюжая ложь, так как Марк все-таки успел открыть ему роль генерала в охоте за «Испытанием огнем» и передать свидетельства художника Игоря о прошлом Супруна.

— Как вы сами понимаете, генерал, я не вправе удовлетворить ваше, кстати, недостаточно юридически оправданное, любопытство, — сказал Дмитрий. — Кроме того, по неизвестным причинам мне рекомендовано держаться подальше от этого дела и отказано в просьбе выступать защитником Лины.

— Вы же близкий друг этой семьи, — быстро проговорил Супрун, — вы можете подойти к вопросу… э-э… чересчур субъективно… к тому же вам пришлось бы защищать убийцу вашего лучшего друга. Вам пытались помочь избежать… скажем, стресса.

— Черт возьми, — горестно усмехнулся Семернин, — неужели и это вас занимает? Мне кажется странным, генерал, такое пристальное внимание к этой истории и ваше участие в ней. Почему вас так беспокоит участь Лины? Зачем вам понадобились бумаги Марка? Чего вы добиваетесь?

— Конечно, мы с Марком Борисовичем не были близкими людьми, — пробормотал Супрун, — однако так случилось, что в тот роковой день я поднялся к нему по делу и был потрясен — ведь мы довольно долго соседствовали…

— Знаете, генерал, — произнес Дмитрий Константинович, — этот наш бессвязный диалог можно продолжать до бесконечности. Но не нужно. Мне известно, что именно вас интересует. Давайте выложим карты на стол… Согласны? Отлично.

То, что вы ищете, Марк продал. Вы не верите мне? Это ваше дело, но я вам советую прекратить свои поиски и забыть все так же прочно, как вы позабыли Киев десятилетней давности. Марк очень старался обезопасить себя и своих близких и преуспел в этом. Не рискуйте, вы делаете неверный шаг. Это опасно для вас. И будьте добры, не препятствуйте мне исполнить мой долг — защитить жену моего друга.

— Не знаю, что вы, Семернин, тут себе навыдумывали, — с нажимом сказал генерал, багровея, — однако мне не совсем ясны мотивы вашего поведения… Что же касается гибели Марка Борисовича, то смею вас заверить, вы ничем не сможете помочь Полине. И если побудительным мотивом явилось наследование имущества покойного…

— Лине ничего не было известно о завещании.

— Вы вполне могли открыть ей глаза, — насмешливо глядя на Дмитрия Константиновича, быстро и грубовато произнес Супрун. — А уж выводы делайте сами, чай, грамотные…

— Я прошу вас покинуть мой кабинет, — устало сказал Дмитрий. — И кстати, с чего вы взяли, что Марк оставил завещание в ее пользу?

— Вы мне только что сообщили об этом, Дмитрий Константинович.

— Вы заблуждаетесь, я этого не утверждал…

— Завещание существует, — скривился Супрун, — такой умный человек, как Кричевский, не мог не думать о своем будущем, и не зря в последнее время ваши встречи чрезвычайно участились… Впрочем, меня это мало занимает, — небрежно добавил генерал, поднимаясь со стула. — Полина не отрицает, что застрелила мужа, и так как я полагаю, что это было совершено преднамеренно, приговор будет достаточно суровым. У меня есть возможность повлиять на прокуратуру, чтобы она заняла самую жесткую позицию в отношении убийцы…

— Ясно, — проговорил Дмитрий, не замечая того, что они с Супруном уже стоят у самой двери кабинета лицом к лицу, и негромко спросил:

— А от меня-то что вам все-таки понадобилось?

— Текст завещания, — хрипло прошептал генерал. — Никогда не поверю, что вы его с Марком Борисовичем не обсуждали.

— Марк не оставил никаких распоряжений по поводу своего имущества, — сказал адвокат. — Порядок наследования в таком случае вам известен не хуже, чем мне. Что касается Лины, то я буду защищать ее в суде, невзирая на ваши концы в прокуратуре. Советую в этом мне не препятствовать.

— Вам не мешало бы подумать о своем будущем, молодой человек, — холодно глядя в глаза Дмитрию, проговорил Супрун. — Я не верю ни единому вашему слову.

Бумаги покойного Марка Борисовича вам все-таки придется предъявить следствию. И даже если он не распорядился по поводу своей коллекции и наличных денежных средств, никто, кроме вас, не может знать, куда все это подевалось. Нам с вами не раз еще придется возвращаться к этому вопросу.