Готовься в школу эту дурацкую. Иди, Ванька, что ты, лягушку в первый раз видел?
Некогда мне ею заниматься, у меня там вареники не долеплены… Иди. Ты вообще чересчур что-то любишь взрослые разговоры слушать, пойдем, я свет погашу — нету там больше никого за окном, нету…
Насчет разговоров она ошибалась. Были среди них такие которых мальчик слышать не мог, — так уж получалось. Уже более полугода он ходил в школу и теперь не полностью сосредоточивался на жизни в доме. Он стал живее подвижнее, но иногда так утомлялся, что мама установила для него жесткий режим: теперь к девяти вечера он уже засыпал, уложенный твердой рукой. Так что содержания одного разговора между бабушкой Манечкой и мамой он, естественно, никогда не узнал.
Лина вошла в маленькую темную комнату, включила настольную лампу и плотно зашторила окно. В помещении было душновато, пахло лекарством и прокисшим компотом из кураги, который забыли убрать после обеда. Она взяла нетронутый стакан длинными смуглыми пальцами и понесла его в туалет, по ходу щелкнув выключателем на кухне. Огромная кухня ярко озарилась трехрогой голой, без плафонов, люстрой, и Лина, вздрогнув, запнулась о ступеньку. Резким движением выплеснула содержимое стакана, пустила воду и, не оглядываясь на жутко молчаливое кухонное окно, пошла прочь, гася за собой свет. Окно кухни, выходящее на другую сторону дома, в отличие от прочих было вровень с землей.
Летом его использовали в качестве выхода во двор, потому что иначе приходилось добираться до арки вдоль всего длинного корпуса. И хотя Маня еще до холодов заколотила часть окна узкими досками, ее дочери всегда казалось, что даже в оставшееся пространство пройдет кто угодно — тени перед окнами ей мерещились с первого дня возвращения.
Маня лежала все так же неподвижно, отвернувшись к стене. Врач, которого Лина пригласила, получив деньги от адвоката, ничего существенного младшей из женщин не сказал, только посоветовал изменить диету и начертил новую схему приема лекарств. Он как бы окончательно приговорил Манечку к смерти, но очень толково объяснил Лине, как действовать, чтобы облегчить страдания больной.
Теперь Лина покупала обоим, Ване и его бабушке, очень дорогие фрукты и сладости и добывала по аптекам импортные болеутоляющие и снотворные. Маня смотрела на эту суету достаточно апатично, однако лекарства пила по схеме, зная взрывной характер дочери.
Лина придвинула стул к кровати и села, проговорив в спину Манечки, обтянутую новой байковой ночной сорочкой:
— Мамочка, как ты себя чувствуешь?
— Кто у тебя был после Нового года, Лина? — глухо спросила Мария Владимировна в стену. — Опять твой Алексей?
— Нет, мама. Он редко сюда приходит. Последний раз он был в конце января, и ты это прекрасно знаешь.
— Что ему от тебя нужно? — сказала Манечка, грузно переворачиваясь и вкатывая голову на подушку. Лина тут же вскочила и поправила одеяло на ее груди. — Что нужно от тебя женатому человеку?
— Откуда ты знаешь?
— Ты сама мне об этом сказала в первый его приход. Ты ничего никогда не умела от меня скрывать. Да и незачем тебе прятаться от меня. Я не хотела бы потерять тебя теперь, когда мы, как в твоем детстве, дружим и ты опять — моя. — Манечка, боясь расплакаться, отвернула лицо. — Я разучилась говорить, Лина. В последние месяцы я столько передумала, что слов уже нет… Но меня что-то в тебе беспокоит… Ты мне ничего не рассказываешь о себе, все время прячешься…
— Мне нечего скрывать, мама. Приезжал адвокат Семернин.
— Дмитрий Константинович?
— Да.
— Почему он не заглянул ко мне?
— Ты отдыхала. Он был проездом, зашел узнать, как у меня дела.
— Вот! И ты молчала.
ebooksa